заботами другой женщины или произвести впечатление на представителей высшего общества. Не признавая авторитетов, она была достаточно горда, чтобы в любом обществе говорить что думает. Вполне естественно, знакомые и друзья, относясь к ней с большим уважением, несколько побаивались ее и так, по существу, и не приняли в свой круг. Роковое одиночество порой тяготило, и тогда она находила утешение в музыке. Любила классику, особенно Бетховена, но история музыки для нее заканчивалась Брамсом. Случалось, неделями не открывала рояля, а потом, охваченная внезапной страстной тоской, садилась и играла часами. Ее исполнение — самоуверенное и не очень деликатное — отличалось, однако, известной экспрессией.
Обе женщины обожали друг друга, хотя и не имели особой охоты демонстрировать свои чувства. Тем не менее разность темпераментов провоцировала частые ссоры. Когда это случалось, тетушка обычно наступала весьма решительно и энергично, а Изабелла, напротив, становилась угрюмой, мстительной, подолгу молчала и с трудом успокаивалась.
После ужина все трое отправились на второй этаж, в апартаменты миссис Мур. Официант принес кофе и шартрез. Комната была выбрана удачно и отличалась от прочих множеством ваз с бледными хризантемами, искусно расставленных Изабеллой. Она, надо заметить, очень любила это занятие. Было прохладно, и в камине слабо горел огонь. Они сдвинули кресла к очагу и образовали полукруг, Изабелла — посередине. Протянув руку к каминной полке, она взяла из коробки две сигареты: для Маршела и для себя. Миссис Мур курила редко.
Поговорили о делах. Маршел подробно рассказал о хлопотах по наследству: что уже сделано и что еще осталось сделать за океаном.
— Во всяком случае, — подвела итог миссис Мур, — основные проблемы, кажется, решены. Теперь Изабелла наверняка получит свои деньги?
— О, наверняка. Разве что придется несколько месяцев подождать.
Изабелла отпила глоток кофе и задумчиво посмотрела на огонь.
— Не сомневаюсь, Изабелла, когда все уладится, ты найдешь куда потратить эти деньги.
— О, оставим сантименты, тетя: не пойду же я к Маршелу с пустыми руками.
Маршел и миссис Мур одновременно запротестовали.
— Не стоит возмущаться, — спокойно возразила Изабелла. — Сплошь и рядом, разумеется, именно так и поступают, а почему, собственно, я должна следовать подобному обычаю? Разве женщине обязательно садиться мужу на шею? Такая ситуация просто превращает ее в своего рода собственность. И это еще не самое худшее…
— Очень хорошо, дитя мое, ты поступишь как сочтешь нужным, только попусту не волнуйся.
— Изабелла права, — сказал Маршел. — В ее доводах есть изрядная доля здравого смысла. Она хочет чувствовать себя независимой. Естественно. Я не одарен богатым воображением, но вполне могу представить, как, должно быть, неприятно поддерживать с мужчиной хорошие отношения — особенно когда не чувствуешь к нему никакого расположения — исключительно из-за его кошелька.
— Я имела в виду не столько мое отношение к вам, сколько ваше ко мне, — заметила Изабелла.
— Помилуйте, это
— О, я совсем о другом, — ответила Изабелла. — Я, право же, подразумеваю не тиранию или жестокость. Просто, полагаю, ваше отношение ко мне может бессознательно измениться — и чаще всего потом уже ничего не вернешь. Сама мысль, что я всецело завишу от вас, может вынудить вас быть добрее и обращаться со мною по-рыцарски. И такое унижение может длиться всю жизнь! Я никогда не буду уверена, берет в вас верх доброта или просто жалость.
— Вздор! — воскликнул Маршел. — Вы излишне щепетильны, между мужем и женой такого не бывает.
— Жаждать любви, а довольствоваться симпатией? Это невыносимо, — сказала она спокойно, даже холодно.
— Вы, девушки, все одинаковы, — рассердилась миссис Мур. — У вас в мозгах крепко сидит одно словечко — «любовь». Уверяю тебя, большинство замужних женщин очень благодарны, когда их порой одаряют симпатией. Всем известно, какова любовь без симпатии.
— Ну и какова же?
— Чистый, жестокий эгоизм, моя дорогая. Если именно этого жаждет твое сердце, тем хуже для тебя.
— Возможно, именно это меня и прельщает, не важно. Говорят, в каждой женщине есть что-то первобытное. Не исключено, я всегда буду готова продаться тому, кто заплатит большей любовью… Так что будьте осмотрительны, Маршел.
— К счастью, мы оба хорошо знаем тебя… — сухо констатировала миссис Мур.
— Ну, насчет того,
— А что, собственно, тут знать? Девушки порой чрезвычайно загадочны для молодых людей, но не для пожилых женщин, моя дорогая. В последнее время ты слишком увлекалась русской литературой.
Племянница натянуто рассмеялась.
— Если все девушки столь безнадежно похожи, в чем же тогда наследственные черты?
— Надеюсь, ты не утверждаешь, что у тебя больше предков, чем у других людей? С чего это вдруг ты решила казаться непостижимой, дитя мое?
Маршел счел, что самое время прервать пикировку, грозившую неприятностями.
— Поговорим о чем-нибудь другом. Миссис Мур, вы еще не подыскали дом?
— Пока нет. А почему вы спросили?
— Не устроит ли вас Сассекс?
Прежде чем тетушка успела ответить, Изабелла, стремясь сгладить впечатление, произведенное ее запальчивыми словами, с дружеской улыбкой повернулась к Маршелу.
— Вы слышали о чем-то стоящем? Где именно в Сассексе?
— Недалеко от Стайнинга.
— Туда можно добраться из Уэртинга, не так ли?
— На автомобиле туда можно добраться откуда угодно. Это недалеко от Брайтона.
— Расскажите, пожалуйста, подробнее. Что за дом?
— Позволь, Изабелла! — нетерпеливо вмешалась миссис Мур. — Там большое имение, Маршел? Как вы узнали о нем?
— Поместье эпохи Елизаветы. Две сотни акров земли, в основном занятой строевым лесом. Старая часть здания еще тринадцатого века. Я случайно встретил владельца.
— А цена?
— Он отказался назвать цену экспромтом. Вообще-то, он не горит желанием во что бы то ни стало продать дом. В Сан-Франциско недавно умерла его жена. Воспользовавшись случайной встречей, я поинтересовался, не собирается ли он продать поместье. Он еще ничего не решил, но мне кажется, за хорошую цену… Само собой разумеется, если поместье вообще вам понравится.
— Бедняга! По крайней мере, надеюсь, он… Кстати, а сколько ему лет?
— Он сказал, пятьдесят восемь. Занимался торговлей цветными металлами в Бирмингеме. Мистер Джадж — вы случайно его не знаете?
— Знаем мы его, Изабелла?
— Нет.
— Вполне приличный господин. В Ранхилл Корт они с женой прожили восемь лет, так что все вроде бы в порядке.
— Поместье называется Ранхилл?
— Да. По его словам, исторически название восходит к древнесаксонскому «рун-хилл».[1] Руны — это письмена, предназначенные для защиты от троллей и всяких наваждений. Впрочем, по-моему, это вас не особенно интересует. Главное же, из его рассказов я понял: дом вполне современный. Он не жалел сил и средств на всевозможные удобства — электрический свет и прочее… Ну как, есть желание заняться этим?
