изгнать из памяти, а тем более — из сердца, образ Женщины с дельфином. Но это не удавалось. Каждую ночь она являлась ему в сновидениях. На седьмую ночь ему приснился дельфин…
Данрейвен задумался над этим знамением. И после долгих размышлений решил, что, видимо, души его и этой женщины — родственны. Этим, скорее всего, и объяснялось столь внезапно возникшее в нем желание обладать ею. Именно ею, и никем другим! Значит, им надо быть вместе!
Тогда он собрал свои пожитки, вышел из зарослей и, столкнув в воду оставленную кем-то пирогу, взялся за весла. Выплыв на середину лагуны, он сложил ладони рупором и издал громкий трубный звук. Дельфин не заставил себя ждать.
— Рангахуа! — радостно воскликнул Данрейвен. — Я знал, что ты приплывешь!
Рангахуа повернулся и поплыл прямо к священному острову Тайаретапу.
Адам ступил на горячий песок и, вытянув пирогу носом на берег, осмотрелся. Мириады мелких ракушек сверкали на солнце, подобно бриллиантам. Прямо к морю спускалась густая зеленая растительность.
Не раздумывая, Данрейвен углубился в чащу и очень скоро очутился на небольшой лужайке, на краю которой стояла хижина, напоминавшая шалаш. Перед входом дымился костер, стоял глиняный горшок с каким-то варевом, лежали хлебные лепешки и фрукты.
— Иа ора на! — воскликнул Адам.
Никто не отозвался. В хижине тоже никого не было. Но ее обитатели не могли уйти далеко. Говорила об этом и только что приготовленная еда. Причем — для двоих. А что, если таинственная незнакомка ждала его!
Адам присел на корточки у входа в хижину и громко сказал:
— Черт побери, до чего же я проголодался!
Какой-то шорох донесся из-за растущих рядом папоротников. Данрейвен сделал вид, что не слышит, и, взяв огромный желтый апельсин, принялся старательно снимать с него кожуру. Разделив плод на дольки, он положил одну из них в рот и воскликнул по-английски:
— Да это же настоящая пища богов!
За стеной хижины совершенно явственно послышалось женское хихиканье. Адам вскочил на ноги и заглянул туда. Никого. Но по еще не успокоившимся листьям папоротника он безошибочно определил: кто-то только что скрылся там. Стремительно раздвинув заросли, он увидел недалеко впереди мелькавшие пятки.
Адам бросился вслед за беглянкой. Тропинка вела все дальше и дальше. Неожиданно на его пути вырос огромный, поросший густым мхом валун. Адам с разбега вспрыгнул на него и… И в изумлении остановился.
Прямо перед ним возвышался храм. Его витой купол, пробивая полог из пальмовых крон, уходил высоко в небо. Стены были инкрустированы разноцветными ракушками, образующими затейливые орнаменты. Окна закрывали решетчатые рамы, переплетенные гирляндами из живых цветов.
Адам смотрел на это чудо архитектуры и не мог оторваться. Он даже не думал, что на затерянных островах Тихого океана могло существовать что-нибудь подобное. И вдруг услышал тихий, ласковый голос:
— Красиво, не правда ли?
Данрейвен быстро оглянулся. На тропинке никого не было.
— Я здесь, — раздался тот же голос.
Он посмотрел вперед и увидел прекрасную фею, прислонившуюся к пальме так плотно, что, казалось, сама она была вырезана в стволе дерева искусным мастером. Но Адам мгновенно узнал ее. Нимфа на спине дельфина, незнакомка в доме для собраний, героиня его ночных грез смотрела на него черными глазами и улыбалась мягкой, загадочной улыбкой.
Данрейвен долго молчал. Наконец дар речи вернулся к нему.
— Ты говоришь по-английски? — спросил он первое, что пришло в голову.
— Ойе, ойе!
— Кто тебя научил?
— Хейкуа, моя подруга. Мы с ней читали Библию.
— Тебе удобнее говорить со мной на своем языке? Я знаю не меньше трех его диалектов.
— Предпочитаю по-английски.
— Прекрасно. Но если тебе что-нибудь будет непонятно — скажи. Я с удовольствием повторю. Кстати, это очень полезно для совершенствования языка.
— Ойе! Пусть будет по-твоему!
— Итак, ты знаешь, кто я?
— Знаю, ты великий жрец, приплывший из далекой заокеанской страны.
— Совершенно верно. Ну, а теперь: кто ты?
— Я… я… Меня зовут Лили.
— Лили? Какое прекрасное имя! Скажи, Лили, ты боишься меня?
— Нет.
— Тогда почему всегда убегаешь?
Она подняла на него свои прекрасные глаза и тихо, очень серьезно сказала:
— Ты же сам знаешь почему.
Эта откровенность и особенно тон, каким островитянка ответила ему, заставили Адама смешаться и переменить тему разговора.
— Что это за место? — спросил он.
— Ты имеешь в виду остров?
— Для начала — да.
— Это — священная земля. Когда-то давно здесь жили боги. Хейкуа называет ее Райским садом.
— Нельзя не согласиться! Во всяком случае, такой первозданной красоты я не видел нигде! Насколько я понимаю, ты оберегаешь этот храм?
— В какой-то степени…
— А мне нельзя войти?
— Только при одном условии: ты никогда и никому об этом не расскажешь.
— Хорошо.
— «Хорошо» — этого мало. Поклянись.
— Клянусь!
— Тогда…
Они вошли в храм. И снова у Адама замерло дыхание от того, что он увидел. Стены полукруглого зала были покрыты удивительными фресками, с вкрапленными в них настоящими жемчужинами. Сюжетами для одних явно послужили местные легенды. Другие посвящались житию богов. Были и вполне земные картинки, связанные с бытом туземцев. А еще — многочисленные изображения всякого рода экзотических животных, птиц и рыб.
Но больше всего Данрейвена поразила акустика. В храме, как в исполинской морской раковине, звучали эхо морского прибоя, шелест листьев, дуновение ветерка, отдаленное пение птиц. Звуки сливались, образуя сложнейшие аккорды, переходившие в завораживающую слух симфонию.
— Боже мой! — воскликнул Данрейвен. — Это же чудо!
Его слова наполнили зал. Адам поднял руки и отбил хлопками сложный пульсирующий ритм. Эхо повторило его вплоть до самых мельчайших оттенков. Он подумал, как великолепно звучал бы здесь его барабан. И какое неизгладимое впечатление произвел бы такой концерт на его коллег из Королевского географического общества! Ведь они даже не могут себе представить ничего подобного!
— Помни, никто не должен знать об этом, — снова шепнула ему таинственная незнакомка.
Он протянул руку и провел ладонью по ее густым и мягким волосам. Она с укором посмотрела на Данрейвена.
— Здесь непозволительны никакие вольности. Ибо это Храм любви.
— А что ты знаешь о любви, Лили?
— В Библии написано, что любовь — запретный плод.
Адам прыснул со смеху.
