— Видимо, предпочли вами любоваться. Дикари ведь тоже умеют ценить прекрасное!
И капитан весело подмигнул.
Лачлан пообещал Лилит доставить ее в порт Папиит на одном из островов ближайшего архипелага, связанный регулярными морскими рейсами с Англией. Посоветовал обратиться к тамошним английским властям с просьбой выдать ей билет на один из кораблей с оплатой в Лондоне.
Вопрос оплаты не очень заботил Лилит. Она то и дело трогала висевшее на шее ожерелье с большой черной жемчужиной. Ведь если ее продать, денег хватит на любой билет.
Но в глубине души у нее не было уверенности в правильности своего поступка. Рева Ра за это время стал ее вторым домом.
Она повернулась на другой бок и внезапно разрыдалась. Ей хотелось, больше всего на свете хотелось очутиться опять на священном острове Тайаретапу в объятиях Адама Данрейвена…
10
А Данрейвен в это время стоял у края свежевырытой могилы на лондонском кладбище Кенне Керк. Только что дубовый гроб с телом отца коснулся дна последнего пристанища. С печалью на лицах толпились вокруг члены семейства Данрейвен, родственники, съехавшиеся со всей Англии и даже из стран по ту сторону Ла-Манша.
Адам терпеливо ждал, пока могильщики закончат свою мрачную процедуру, затем направился мимо многочисленных надгробий к выходу. Здесь к нему подошел давний приятель, хорошо знавший его отца, Чарльз Вивайен.
— Адам! Экипаж — к твоим услугам, когда пожелаешь…
— Спасибо, Чарльз. Я уже простился со всеми родственниками и могу уехать. Кроме того, ты знаешь, мы никогда не были особенно близки с отцом. А потому моя печаль носит достаточно сдержанный характер.
— Все же ты поспешил к его постели…
— Ты прав. Хотя, откровенно говоря, сожалею об этом. Клянусь, не хотел бы снова очутиться у чьего-либо смертного ложа! Это действует на меня угнетающе. Представь себе: Эндрю Кардью, взявший с меня слово жениться на его обезображенной дочери, а теперь еще отец, который перед смертью пожелал, чтобы мы с Лилит родили наследника. Не слишком ли много на мою грешную голову? И вообще, скажи мне, Чарльз, неужели я похож на племенного производителя с королевского конного завода?
— Наверное, нет, если ты все еще соблюдаешь свой обет.
— В том-то и дело, что уже не соблюдаю! Скажу даже и того больше: я почти что двоеженец!
— Это как же понять?
— Долго объяснять. Длинная, очень романтичная история. Когда вернемся в город, расскажу подробно. Одним словом, я женат одновременно на двоих. На одной — из чувства долга, на другой — по любви.
— Ну и ну. От обета воздержания и сразу — в двоеженцы! Адам — это ужасно!
— Мне нет оправдания, Чарльз, и я это отлично понимаю. И признаю всю аморальность такого поведения. Позор, которым себя покрыл. Я казню себя за это денно и нощно. Но если ты узнаешь все, то, может быть, станешь ко мне снисходительнее! Возможно, даже поймешь меня. Хоть в какой-то степени. И утешишь…
— Начать с того, что любое слово утешения было бы с моей стороны лицемерным. Я не одобряю твоего поведения.
— Так или иначе, но я намерен не откладывая ехать в Девоншир. Надеюсь, она не станет возражать против развода.
— А если станет?
— Тогда мне придется соблюдать обещания, данные сразу троим: Эндрю Кардью, своему отцу и женщине, которую я люблю!
Чарльз невесело рассмеялся.
— Тебе не кажется, что этот «подвиг» тебе не по силам? Правда, от тебя всего можно ждать. Даже невероятного! Ладно. Теперь расскажи мне о той, другой женщине.
— Давай сначала вернемся домой. Кладбище не слишком подходящее место для такого разговора.
— Ты прав. Но лучше поедем ко мне.
— Идет!
Через полчаса друзья уже сидели возле камина в гостиной дома Вивайена.
— Итак? — возобновил разговор Чарльз.
— Что?
— Ты собирался рассказать мне о той женщине. Кто она и откуда взялась? Насколько я догадываюсь, ты отыскал ее где-то на тихоокеанских островах?
— Да. Она туземка.
— Постой, но тогда ваш брак в Англии не имеет юридической силы. Вы ведь женились по местным обычаям островитян. Так?
— Положим, что так. Но я связан с ней куда большим, нежели человеческие законы и племенные традиции. Эта женщина — мой двойник. Она моя вторая душа. Она — я сам!
— Да ты, оказывается, романтик! Вот не подумал бы! Откуда в тебе появилась вера в родство душ?
— Тебе этого не понять, Чарльз. Ведь ты отрицаешь существование кармы. Ты никогда не интересовался историей и философией Древнего Востока. Но, поверь мне, мы связаны с этой женщиной общностью сердец, душ, сознания. Ты говоришь о романтиках, идеализировавших союз мужчины и женщины, основанный на духовной близости. Они находили счастье во взаимном познании душ друг друга. И вот сейчас, Чарльз, это случилось со мной!
— Ты, часом, не нажевался там каких-нибудь наркотических трав? Я слышал, что у туземцев это очень даже практикуется!
— Если любовь — наркотик, то я действительно виновен!
Чарльз вздохнул и сокрушенно покачал головой.
— Я верю тебе на слово. Хотя вся эта метафизика — выше моего понимания. Так где же сейчас эта твоя родственная душа с шоколадным цветом кожи и, наверное, выпяченными губами? На том самом острове, откуда ты только что приплыл?
— Да. И я постараюсь вернуться туда как можно скорее.
— Ты меня удивляешь, Адам! Я все еще не могу поверить тому, что услышал.
— Извини, но мне все равно, веришь ты или нет, — пожал плечами Данрейвен. — Я просто рассказал тебе, что со мной произошло. Вот и все! Ну, а теперь мне нужно домой. Поедешь со мной?
— Да.
Они вышли на улицу и сели в первый попавшийся кеб.
— В «Иден Корт»! — крикнул Данрейвен кебмену.
— Слушаюсь, сэр! — донеслось с козел.
Экипаж загромыхал по булыжной мостовой.
Лилит проснулась в половине первого ночи. Ей послышался голос Данрейвена. Она затаила дыхание и стала прислушиваться. Ошибки быть не могло. Громкий голос Адама доносился из внутреннего дворика. Лилит даже отчетливо слышала слова:
— Нарота, организуй нам с мистером Чарльзом какой-нибудь нехитрый холодный ужин. Мы целый день не ели.
Итак, Адам в Лондоне! Лилит сбросила одеяло и села на край кровати. Ей так хотелось выскочить во дворик и броситься к нему в объятия. Но это было невозможно: туземка Лили, дочь языческих богов Атуа
