стал тем озлобленным и жестоким человеком, которого я знала всю свою жизнь.
— Я рад это слышать! Кимберли изумилась:
— Ты ненавидел его так же сильно, как он — тебя? Тогда почему же ты попытался скрыть от него правду об Элеонор?
— Потому что это случилось до того, как он мне отомстил, когда я еще был ему другом и чувствовал себя страшно виноватым во всем этом деле.
Кимберли нахмурила лоб.
— Вот тут я запуталась. Сесил утверждает, что это ты ему мстил. Ты ведь соблазнил мою мать?
— Нет, малышка, я любил твою мать. Я всегда любил Мелли, хоть и не надеялся, что смогу на ней жениться. Она ведь была богата, и я знал, что родители хотели бы выдать ее за человека титулованного. Моя семья тоже не бедная, но с ними мы равняться не могли. Когда я узнал, что она тоже меня любит, я почувствовал себя счастливейшим человеком в мире.
— Это было до того, как она вышла замуж за Сесила?
— Да, и до того, как он просил ее руки. Мы собирались убежать и тайно пожениться. Мы ото всех скрывали свою любовь, потому что ее родители своего согласия не дали бы. Но Сесил догадался, что я к ней неравнодушен. Я был слишком счастлив — этого не скроешь.
— Он попытался ее у тебя украсть?
— Не просто попытался — сделал. А я, слепец, не понимал, что он задумал, — с горечью ответил Айен.
— Но как он это сделал?
— Однажды он пришел ко мне и сказал, что понимает, почему я так вел себя с Элеонор, что ее невозможно было не полюбить, и что он меня прощает.
Кимберли недоверчиво взглянула на него:
— Сесил сказал, что тебя прощает?
— Это была ложь, малышка, но тогда я этого не знал. Он сказал, что мое присутствие слишком остро напоминает ему о случившемся, и попросил, чтобы я ненадолго уехал и дал ему возможность немного оправиться, не видя меня и не вспоминая постоянно о происшедшем. Я не мог отказать: ведь я чувствовал себя ужасно виноватым из-за того, что солгал ему, будто ее любил. Мне надо было в тот день рассказать ему правду — хоть я и сомневаюсь, что он мне поверил бы. И все-таки тогда он, возможно, изменил бы свои намерения и Не осуществил свой план.
— И ты уехал?
— Угу, я согласился ненадолго уехать.
— А почему ты не увез с собой мою мать? Ты же собирался с ней сбежать?
— В тот момент она была в Лондоне. Ее мать устроила там большой прием по случаю ее дня рождения. Я отправился в Лондон, чтобы ее найти. Но каждый раз, когда я пытался ее увидеть, ее не оказывалось дома или она была нездорова… Даже тогда я не заподозрил дурного. Я просто каждый день ходил к их городскому дому — и каждый день мне отказывали.
— Ты хочешь сказать, что она не хотела тебя видеть?
— Нет, она не знала, что я в Лондоне. Ей об этом не сказали. А" сказали, что ее па узнал про нас с ней и откупился от меня. Я будто бы взял деньги и пообещал больше ее не видеть. Поскольку это сказал ей отец, она поверила, решила, что я променял ее на деньги. Она была в страшном горе. Не знаю, что Сесил сказал ее отцу, но он убедил его обмануть дочь и выдать замуж за Сесила. А Мелли была в таком отчаянии, что ей было уже все равно.
— О Боже, ее собственный отец…
— Не вини его, малышка. Он, наверное, решил, что спасает дочь от негодяя. Одному Господу известно, что Сесил ему наговорил, как убеждал, лишь бы жениться на женщине, которую я любил. Она не была ему нужна. Он только хотел, чтобы мне она не досталась.
Кимберли грустно покачала головой.
— И они поженились в Лондоне, прежде чем ты успел поговорить с ней и сказать правду?
— Нет, они поженились, как только вернулись в свои поместья, но я целую неделю даже не знал, что она уехала из Лондона. А когда узнал, пришел в такое отчаяние, что не стал прятаться ради Сесила, тоже вернулся в Нортумберленд и узнал от соседа, что они поженились всего за пару дней до моего приезда.
— Почему ты ее не увез? — спросила Кимберли почти с гневом. — Почему оставил мучиться с Сесилом?
— А ты думаешь, я не пробовал? Она чуть не умерла, говоря мне «нет», но она не могла уехать со мной, она была замужем.
— Даже зная, что вы оба были обмануты, она решила остаться?
— Да, ее жизненные взгляды не позволяли ей поступить иначе. Дело было сделано. Она дала обет, и хотя по-прежнему любила меня, нарушить его не могла.
Кимберли печально поникла. Теперь она вспомнила эпизоды своего детства: мать всегда уходила из комнаты, когда дедушка с бабушкой приезжали ее навестить, и никогда с ними не разговаривала, не поехала на их похороны, когда карета опрокинулась и оба погибли.
— Если тебя это утешит, то могу сказать, что она так и не простила родителей. Я тогда была слишком мала, так что не задумывалась над тем, почему она не разговаривает с ними, когда они приезжают.
Айен взял ее руку и нежно сжал пальцы.
— Ничто не утешит меня в этой трагедии. Три жизни прошли напрасно, малышка.
— Да, конечно. — Кимберли вздохнула. — Она даже не сказала тебе, что ждет ребенка?
— Прошло слишком мало времени… Наверное, она и сама не знала, когда мы разговаривали в последний раз.
Кимберли покраснела. Ей было трудно представить себе, что ее мать занималась любовью с мужчиной, не выйдя за него замуж. Но ведь они собирались пожениться, оставаться вместе всю жизнь. О себе с Лахланом она сказать этого не могла. А кончилось тем, что они с Лахланом женаты, а те двое, которые должны были бы пожениться, не смогли этого сделать из-за предательства Сесила.
— Я знаю, потом ты уехал в Шотландию. Но неужели ты больше не возвращался?
— Ни разу. Я знал, что если снова ее увижу, то увезу с собой против ее воли — и она меня за это возненавидит. А если бы я снова увидел Сесила… Ну, мне много лет хотелось его убить. Так что я топил свое горе в виски и женщинах, и… — он пожал плечами, — ты видела результаты моей бурной жизни.
Он сказал это так небрежно, совершенно не смущаясь! У него было шестнадцать незаконнорожденных детей — даже семнадцать, если посчитать и ее. И он взял на себя ответственность за них, растит их, все они живут с ним.
Она вспомнила о слухах — будто они ради развлечения пытаются друг друга прикончить… и улыбнулась:
— У тебя немало славных сыновей.
— Да, и пока ни одного внука, — проворчал он.
Она чуть не поперхнулась;
— Ну так ведь никто из них еще не женат, кажется? Он поднял косматую бровь, словно хотел сказать: «А это тут при чем?» В его случае в этом действительно не было никакой необходимости. Кимберли гадала, живут ли с ним матери его сыновей, но спрашивать об этом не собиралась.
— Я так понимаю, тебе хотелось бы заиметь внуков? — спросила она вместо этого.
— Угу. В моем возрасте приятно видеть вокруг себя малышей, но моя нынешняя подруга бесплодна. А ты сама еще не тяжелая, случаем?
У Кимберли запылали щеки.
— Нет, я только недавно замужем, — сказала она. Отговорка, похоже, для ее необычной родни особого смысла не имела. Спасибо, хоть Айен не стал ей об этом напоминать.
— Ты с Макгрегором счастлива, а?
— Он меня не любит, но мы прекрасно ладим.
И с чего это ей вздумалось в этом признаваться? Отец нахмурил брови и осведомился:
— Тогда почему же ты за него вышла, девочка? Логичный вопрос — и, видимо, жаркий румянец, заливший ей щеки, послужил достаточным ответом, потому что ее отец хмыкнул. К счастью, в эту минуту в комнату вошел Лахлан.
— Так ты мою дочку не любишь, Лахлан Макгрегор? — резко спросил его Айен.
Кимберли чуть не сгорела от стыда. Она не могла поверить, что Айен действительно произнес эти слова, хотя именно это они только что обсуждали. Лахлан вошел в комнату с улыбкой, которая теперь с его лица исчезла.
— Конечно, люблю. Кто говорит, что не люблю?
— Она.
Светло-зеленые глаза обратились к ней — в них отразилось удивление, а потом разочарование. Он вздохнул. А потом поднял ее и перекинул через плечо.
Кимберли ахнула, отец расхохотался, а Лахлан сказал:
— Извини нас, Айен, но мне надо кое-что объяснить твоей дочери. Например, разницу между тем, когда просто спят, а когда любят. Похоже, она не знает, что это не одно и то же.
— Как ты мог сказать отцу такое! — возмущалась Кимберли.
Лахлан унес ее в соседнюю комнату — в спальню и там свалил на постель. Он наклонился над ней: вид у него был серьезный, но Кимберли, смущенная происшедшим, не смотрела на него.
— Ну я и сам это слышал. И он тоже. Разве ты не слышала, чтобы я это говорил?
— Но как ты мог?!
— Твой па — настоящий мужчина, Ким. Знаешь, сколько времени я потратил, чтобы найти кровати для его выводка? Только тебя мои слова и смутили — и поделом тебе, потому что если ты и мне скажешь, будто я никогда не говорил, что люблю тебя, то я тебя…
— Не говорил ты! Ни единого раза. Скажи, когда это было?
— В день нашего приезда я сказал Нессе и знаю, что ты меня слышала. Но это к делу не относится. Как ты могла не понять, что я тебя люблю, если каждый мой взгляд и каждое прикосновение, особенно когда мы занимаемся любовью, говорят тебе, как сильно я тебя люблю?
Она открыла было рот, чтобы снова отрицать все, но тут смысл его слов наконец дошел, до нее, и ей стало не важно, когда и как он говорил ей о своем чувстве, потому что сейчас она определенно услышала эти слова.
— Ты меня любишь?!
Он только посмотрел на нее, раздосадованный ее изумлением.
— Ты все-таки хочешь получить, а? Она улыбнулась, обнимая его за шею.
— Нет, я предпочту выбрать эти самые прикосновения, о которых ты только что говорил, те самые, которые я по глупости не могла толком
