Итак, Джеб уехал.
А Томас продолжал ждать и пить. В какой-то момент он вспомнил про Кейт и удивился: а она где? Но он не задержался на этой мысли. Он вообще не размышлял об индианке — дочери белого и шошонки. Ее отец в свое время попросил Томаса присмотреть за ней, как бы с ней чего не случилось. Чего он боялся, то и произошло. Томас нашел девушку в форте, развлекавшую солдат. Он забрал ее и привез на ранчо. Кейт была благодарна за приют, а Рэчел обрадовалась помощнице.
Томас никогда не обращал внимания на Кейт и на ее страстные, полные надежды взгляды, которыми она его провожала. Он никогда не смотрел ей в глаза и не хотел знать, что в них. Его глаза глядели только на Рэчел с самого начала и до сих пор.
Томас ждал и ждал. И не напрасно. Рэчел вошла в дом, когда солнце стало садиться. Он подскочил к ней, прежде чем она успела сказать хоть слово. Он бил ее и не мог остановиться. Он кричал на нее и не давал ответить, и обвинения обрушивались на нее с каждым ударом. Потом она уже не могла ответить, язык ее был разорван, челюсть сломана. Два пальца и кисть правой руки болтались, как чужие, когда Рэчел пыталась защищаться от его кулаков. Глаза опухли и ничего не видели, когда она попыталась подняться на ноги. Но он стал бить ее ногами, без остановки, пока не затрещали сломанные ребра. Внезапно он остановился.
— Убирайся вон! — донеслось до нее после тишины, наполненной его агонизирующим дыханием. — Если ты выживешь, я не хочу тебя больше видеть. Если нет — я похороню тебя, как положено. А теперь убирайся, пока я тебя не добил…
Джеба разобрало любопытство: что же все-таки произошло на ранчо? И той же ночью он поторопился вернуться — будто что-то почувствовал… Он нашел Рэчел на вершине северного холма, куда она сумела взобраться и где потеряла сознание. Он долго не мог узнать, что с ней случилось и почему. Но в тот момент он знал лишь одно: если несчастной не помочь, она умрет. А до ближайшего доктора ехать целых два дня.
Глава 1
Вайоминг, 1873
Блю Паркер увидел ее за милю. Она рысью ехала на ширококостном жеребце, на котором вернулась домой в прошлом году. Лошадь была самая норовистая, которую только можно вообразить. Да и сама Джессика Блэр — та еще штучка. Но не всегда. Иногда она — сущий ангел. И могла лишить мужчину всех его защитных инстинктов, все в нем перевернуть…
Сам Блю потерял сердце сразу же, как только она ему улыбнулась. Это было два года назад, в тот день, когда Блю явился наниматься к ее отцу сезонным работником. Он остался после окончания срока и хорошо узнал Джесси. Работая бок о бок с ней, он то страстно желал ее, то ненавидел. Но это — когда она была с кем-то еще или когда ругалась с отцом или тем, кто подвернулся под руку. Она могла быть очень жестокой. Ее грубость иногда выливалась в брань. Но Блю понимал, что у Джессики Блэр нелегкая жизнь. И ему хотелось облегчить ее. Когда он отважился однажды просить ее руки, девушка решила, что он шутит…
Она подъехала ближе и помахала Блю рукой. Он затаил дыхание в надежде, что она остановится.
В последнее время он видел ее редко. После того как умер отец Джесси, она перестала работать на пастбище… Вплоть до последней недели. Когда вдруг приехали они. Блю никогда не видел ее в такой ярости, как неделю назад. Она фурией вылетела из дома, едва не убив своего коня, на бегу вскочив в седло…
Джесси действительно остановилась, нагнувшись к нему в седле, улыбка тронула ее губы, и она спросила Блю:
— Вчера Джеб клеймил телят у Южной бухты. Ему нужен еще один работник, Блю.
Она знала, каким будет ответ. Он кивнул, его лицо расцвело от удовольствия, а она широко улыбнулась. Сегодня Джесси чувствовала себя способной на все. Она проехала мимо других работников, но обратилась именно к Блю. Полная отваги, она бросила вызов:
— Давай паперегонки! И если я приду первая, ты меня поцелуешь!
— Давай!
Бухта была в нескольких милях отсюда, и, конечно, Джесси выиграла. И если бы даже гнедой конь Блю был так же хорош, как ее Блэк Стар, Блю не позволил бы ему выиграть.
Джесси вся отдалась скачке, и напряжение, которое, точно сжатая пружина, сидело в ней, вышло. Переведя дух, она спрыгнула с лошади и со смехом повалилась в высокую траву. Блю настиг ее через минуту, желая получить выигранный поцелуй. И никакая другая награда не обрадовала бы его так сильно.
От его поцелуев ее бросает в жар. Его поцелуи бесподобны. Она убедилась в этом еще весной. Ей так понравилось! То был ее первый в жизни поцелуи. Другие мужчины тоже не прочь поцеловаться с ней, и она это знает, но к ней, хозяйской дочке, боялись приставать, к тому же они знали ее, нрав. Так что никто не осмеливался. Но Блю — да. И она ничего не имела против.
Он был очень привлекателен, этот Блю Паркер. С золотыми волосами, синими глазами, в которых она без запинки читала, как он желает ее. Многие мужчины, впрочем, смотрели на нее так, как он, даже мужская одежда, которую заставлял носить ее отец, никого не обманывала.
Ее отец… При мысли о нем свинцовая тяжесть легла на ее душу.
Еще несколько месяцев назад Джесси впадала в уныние от мысли, как она одинока в этом мире. Теперь она одинокой не была, но это ей не нравилось еще больше. И что дернуло отца написать письмо, которое привело их на ранчо. Она видела письмо, узнала почерк отца, но почему он это сделал? Непостижимо! Как Томас Блэр мог попросить помощи у женщины, которую ненавидел всей душой и больше всех на свете! И разве Джесси не знала все последние десять лет, как он ее люто ненавидел? И не научилась ли она у отца собственной ненависти?
Но ее отец все-таки написал это письмо. А потом умер, и письмо отправили адресату, согласно отцовской воле. Тогда появились они и положили конец вновь обретенной свободе Джесси. И она ничего не могла поделать.
Как несправедливо! Джесси не нуждалась в опеке. В конце концов, ее отец сделал все, чтобы она сама могла побеспокоиться о себе, постоять за себя. Она научилась охотиться, ездить верхом, стреляла лучше многих мужчин. Она могла управлять фермой не хуже отца.
Блю сидел поодаль, понимая, что девушке надо подумать. Она вспоминала первые восемь лет своей жизни, перед тем как отец забрал ее из пансиона и привез на ранчо. Он силой заставил ее узнать правду о матери, о том, как он поступил с ней. Но Джесси продолжала любить отца, несмотря ни на что. Казалось, она никогда не переставала его любить, даже ненавидя. Разве не горевала она, не рвала на себе волосы, когда его не стало? Разве не хотелось ей самой убить того, кто всадил в него пулю? Но в то же время она понимала, что его смерть — это свобода от него. Конечно, не такой ценой хотелось ей обрести свободу, но тем не менее у нее возник шанс стать снова самой собой. А не тем существом, которое сделал из нее Томас Блэр. А теперь снова ее лишили свободы Джесси призналась себе, что ей нестерпимо захотелось потрясти их, привести в смятение, показать им, что из нее вылепил Томас. Джесси хотела, чтобы она почувствовала свою вину, чтобы ее замучили угрызения совести и чтобы она поверила, что Джессика — дикая и развратная. Именно с этой целью девушка спрятала все красивые платья, которые недавно купила, всю парфюмерию, ленты, украшения. И она выбрала Блю для того, чтобы он занялся с нею любовью, да так, чтобы она обнаружила, это и была бы в шоке.
Мысль об этом вернула ее к Блю, который подобрался к ней ближе и, когда она повернулась к нему, страстно поцеловал ее. Ее голубая хлопчатобумажная рубашка, казалось, расстегнулась сама собой, когда он сжал ее в объятиях, и девушка почувствовала его руку на своей груди. Должна ли она остановить его?
Она услышала, как кто-то кашлянул, и уже не надо было решать, останавливать ли Блю. Она была в общем-то благодарна всаднику, подъехавшему к ним, и в то же время представляла себе, как она выглядит со стороны. Она молилась про себя, чтобы это был Джеб, который бы все понял.
Осторожно Джесси выглянула из-за плеча Блю, и кровь прилила к ее лицу. Это был не Джеб, а незнакомец на красивой лошади рыжего цвета. Мужчина смотрел на них сверху вниз, и каждая линия его тонкого смуглого лица выражала насмешливый интерес.
Он был молод и, черт возьми, красив! Джесси никогда не видела мужчину такой красоты, и непонятно
