быть достаточно народу, чтобы нашелся хотя бы один человек, говоривший на кельтском. Он обошел высокий забор, предвкушая теплую постель и заботливые руки женщин, хлопочущих над ним. Но до ворот так и не добрался. Дурнота снова охватила Селига, и он рухнул у самой стены, не в состоянии продолжать путь, пока не станет легче…
Селигу показалось, что он слышит тихие голоса по ту сторону ограды, но различить слова было невозможно, а кроме того, он и не смог бы крикнуть достаточно громко, чтобы быть услышанным. К воротам приблизились четыре всадника, вероятно, возвращавшийся патруль, и двое направились к тому месту, где лежал Селиг. Он облегченно вздохнул, но, к несчастью, преждевременно, поскольку обрел здесь не покой и помощь, а муки ада.
Глава 7
Направляясь в дом, Эрика едва обратила внимание на въезжавших в ворота стражников. Она снова опаздывала к ужину, что за последнее время стало привычным, и все изза подлого грабителя. Негодяй снова совершил набег сегодня днем и на этот раз поживился ее драгоценностями. Эрика не могла ни о чем другом думать, кроме как о том, что, несмотря на все попытки, так и не удалось поймать вора.
Но не успела она сесть за стол, установленный на возвышении, и крепко обнять племянника, как один из стражников появился рядом и сообщил, что Уолнот захватил шпиона и просит разрешения повесить его. Опять его старые штучки – требует вынести приговор, прежде чем дал ей время хотя бы подумать об этом или узнать, в чем дело.
– Приведите пленника сюда после ужина, когда в холле будет меньше народа, – велела она стражнику. Но тот почемуто неловко переминался с ноги на ногу.
– Не соблаговолит ли миледи сама выйти во двор? Потребовалось шесть человек, чтобы затащить его в темницу. Он отказывается идти сам.
– Но почему?!
– Не хочет объяснить… то есть говорит на языке, которого мы не знаем.
– Чепуха, – фыркнула Эрика. – Если этот человек шпион, он просто должен понимать нас, иначе не сможет ничего выведать, кроме того, что увидит своими глазами. В чем Уолнот обвиняет его?
– Он не сказал.
– Хорошо, – вздохнула Эрика, – я приду после того, как поужинаю. Надеюсь, дело не настолько неотложное?
Она говорила так сухо, что солдат, вспыхнув, поспешил прочь. Но теперь Эрика рассеянно жевала, не обращая внимания на то, что перед ней стоит, и размышляя над словами стражника. Шестеро, чтобы доволочь одного до темницы? Непонятная история… разве что сложением шпион походил на Терджиса, а, насколько знала Эрика, подобного Терджису не было на всем свете.
Любопытство Эрики было невольно возбуждено настолько, что она, так и не поев как следует, направилась к выходу. Ее тень, конечно, скользнула следом, с сожалением оглядываясь на недоеденный ужин.
Темницей теперь служила не просто глубокая яма в земле, в которую швыряли преступников. На ее месте была не очень большая крепкая постройка без окон, с цепями, ввинченными в стены. От прежнего подземелья осталось лишь название.
Эрика приходила сюда только однажды: не потому, что пленников было совсем немного, просто старалась выносить приговоры в зале, прежде чем преступников заковывали, поскольку, как правило, необходимости в кандалах вообще не возникало. Она сама ненавидела темницу, где жестокость, казалось, пропитывала стены, ржавые цепи, кнуты, омерзительную вонь пота, крови, немытых тел… и страха.
К счастью, приговоры выносили быстро, так что пленникам не приходилось проводить здесь много времени. Если заключенные не могли заплатить выкуп за свои прегрешения, Эрика предпочитала следовать местному обычаю и обращала провинившихся в рабство на определенный срок, обычно не больше чем на год, и редко соглашалась с Уолнотом, вечно норовившим избить несчастных до полусмерти.
Но шпионаж считался серьезным преступлением, которого не загладишь никаким выкупом, поскольку речь шла о войнах и оборонительных сооружениях, а добытые сведения могли привести к гибели сотен солдат.
Виселица была милосердным наказанием для шпиона, пойманного во время войны, но сейчас на землю пришел мир, и Эрика была даже рада тому, что не придется никого казнить. Правда, Рагнар, закаленный воин, не согласился бы с ней, но его здесь не было.
Уолнот еще не покинул темницу. Горел всего один факел, так что почти все пространство было погружено в полумрак, дым ел глаза и плотным покрывалом висел над головами. Эрика попросила оставить дверь открытой и впустить хотя бы несшего воздуха. Конечно, темница находилась в ведении Уолнота, но неужели он никогда не приказывал прибрать здесь хотя бы немного?
Терджис, не привлекая к себе особого внимания, прислонился к стене у самой двери, где было всего темнее. Узника приковали к дальней стене так, что его руки были высоко подняты над головой. Но больше Эрике ничего не удавалось увидеть: пузатый Уолнот загораживал остальное.
Оказалось, что капитан, при появлении Эрики схватив заключенного за волосы, приподнял его голову, но теперь разжал пальцы и отступил. Пленник, повидимому, потерял сознание и тяжело обвис на железных цепях. Эрика гневно вскинулась, но, не произнося ни слова, только вопросительно подняла бровь, хотя лицо Уолнота отнюдь не было виноватым, скорее раздраженным.
– Он только и делает, что притворяется, миледи, – сообщил он на местном диалекте.
Эрика обучала своих людей датскому, желая, чтобы в поместье все объяснялись на языке ее родины, но дело подвигалось медленно, а когда ее не было рядом, слуги переходили на англосаксонский. Особенно упорствовал Уолнот, даже в присутствии Эрики, но та отказывалась отвечать ему, хотя понимала наречие достаточно хорошо.
Да, этот человек не упускал возможности показать, насколько она, как женщина, стоит ниже любого мужчины. Эрике казалось, что Уолнот просто хочет подловить ее, хотя бы однажды заставить ответить на англосаксонском. Тогда он посчитает, что одержал над ней нечто вроде победы, и девушка чувствовала безмерное удовлетворение оттого, что ему это ни разу не удалось.
– Делает вид, что не понимает нас, – продолжал Уолнот, – и прикидывается таким ослабевшим, что даже стоять не может. Но достаточно одного взгляда, чтобы понять, насколько он силен!
Эрика невольно признала правоту слов Уолнота. Действительно, редко приходится видеть столь широкие плечи и грудь, а на вытянутых руках бугрились мускулы. И только сейчас, когда капитан отошел в сторону, девушка заметила, что ноги узника не болтаются в воздухе, как у остальных заключенных, а твердо стоят на земле, и колени полусогнуты: очевидно, выпрямись он, и капитан показался бы рядом с ним настоящим карликом. Вот и разгадка! Теперь ясно, почему понадобилось целых шестеро, чтобы справиться с ним! Такой великан должен весить немало, и естественно, что люди, присягнувшие на верность ее брату, не могли с ним сравниться.
Но почему он разыгрывает из себя ослабевшего несчастного больного? Может, устал настолько, что засыпает на ходу? Всякое в жизни случается. А что, если Уолнот жестоко пытал его, не дожидаясь ее прихода? Хотя… девушка была уверена, что капитан вряд ли осмелится на подобное.
Незнакомец одет, как крепостной, но, может, он специально постарался изменить внешность. Однако волосы не подделаешь! Длинные, черные, как смола, выдающие кельтское происхождение их владельца.
Она ответила Уолноту на датском, в который раз уничтожив его надежду на то, что вдруг забудется и заговорит на англосаксонском.
– Возможно, этот человек измучен и устал. Кроме того, кельт может и не знать твоего наречия, но, уж конечно, знаком с моим. Ты пробовал говорить с ним податски?
По багровой физиономии Уолнота без слов было ясно, что тому это и в голову не пришло.
– Ты говоришь податски? – спросил узник, подняв голову, и Эрика ошеломленно уставилась на него, так что прошло довольно много времени, прежде чем она поняла, что делает, и невольно вспыхнула, но тут же нашла оправдание столь необычному поведению.
Глаза ее не обманывали. Красота этого человека не поддавалась описанию. Его нельзя было назвать иначе как «прекрасным», и даже это казалось слишком слабым определением. О да, он легко может выведать любую тайну… от женщин. Но женщинам редко доверяли военные секреты.
Эрика была потрясена тем, как легко способна оправдать пленника, еще не узнав, в чем дело, и только потому, что находила его красивым, ошеломительно красивым, невероятно красивым. Нет, нужно взять себя в руки, не поддаваться его чарам и судить по справедливости.
– На каком же еще языке мне говорить? Но для кельта ты сам неплохо знаешь датский. Конечно, прилилось его выучить, чтобы без помех шпионить здесь.
Но незнакомец, словно не слыша ее, задал еще один, уже совершенно странный вопрос:
– Что датчане делают в Уэссексе?
– Ну теперь по крайней мере мы знаем, на кого ты шпионишь.
– Отвечай, девчонка!
Эрика оцепенела и уже была близка к ярости, но постаралась взять себя в руки:
– Вижу, что ты привык командовать. Однако здесь вопросы задаем мы. Я леди Эрика, сестра Рагнара Харалдсона, владельца Гронвуда и окрестных земель. В его отсутствие вся власть принадлежит мне, и ответ будешь держать передо мной. Для начала назови свое имя.
– Любишь командовать? Точно как моя сестрица. Улыбка, подаренная им Эрике, заставила ее снова покраснеть и совершенно забыть об уничижительном обращении. Кроме того, в низу живота мгновенно начал раскручиваться жаркий смерч, проникавший в каждую частицу тела. Эрика не могла объяснить, почему его слова звучали комплиментом или отчего в душе загорелась такая радость.
И тут девушка опомнилась и застонала
