— Ну, — поддержал я, разглядывая немыслимые туфли на трупе. — А потом танцевать…
— Серьезно? — обрадовался Винс. — Правда, давай потом сходим? Когда закончим тут.
— Нет, — отказался я. — А где Дебора?
Он кивнул налево.
— Там. Разговаривает с женщиной, которая нашла тело.
Я пошел туда, где Дебора допрашивала истеричную латиноамериканку. Женщина рыдала, спрятав лицо в ладони, и одновременно мотала головой — довольно сложная комбинация. Женщина справлялась, однако Дебору такая изумительная координация движений не особенно впечатляла.
— Арабель! — настаивала Дебс. — Арабель, пожалуйста, послушайте меня!
Но Арабель ничего не слушала, а у моей сестрицы голос был такой сердитый и властный, что вряд ли она могла бы хоть кого-нибудь уговорить — в особенности женщину, будто специально подобранную на роль иностранной уборщицы без вида на жительство и разрешения на работу. Дебора сердито сверкнула на меня глазами, словно это из-за меня Арабель ее боялась. И я решил помочь.
Не то чтобы я считал Дебс некомпетентной — свою работу она знает! (В конце концов, это у нее в крови.) Да и в мой сумрачный разум никогда не залетала мысль типа «понять — значит простить», особенно применительно ко мне. Скорее наоборот. Но Арабель явно нисколечко не радовалась своему открытию и была на грани истерики. К счастью для Дикого Демона Декстера, для того чтобы разговаривать с истеричными людьми (равно как и для большинства обычных ситуаций межличностного общения), не требуется особенной эмпатии. Все дело в технике, ведь это ремесло, а не искусство, а значит, задача вполне по силам тому, кто подражал человеческому поведению. Тут кивнуть, там улыбнуться, сделать вид, что внимательно слушаешь, — все это я отрепетировал давным-давно.
— Арабель, — начал я успокаивающим тоном с довольно узнаваемым латиноамериканским акцентом.
Женщина на минуту прекратила мотать головой.
— Arabelle, necesitamos descubrir este monstruo[18]. — Я взглянул на Дебс и добавил: — Убийца ведь настоящий монстр, да?
И она согласно дернула подбородком.
— Digame, рог favor[19], — успокаивающе продолжил я.
Арабель с готовностью отняла одну руку от лица и застенчиво пролепетала:
— Si?[20]
Я в который раз восхитился силой собственного вкрадчивого обаяния. Да еще и на двух языках!
— En ingles, — попросил я с превосходной фальшивой улыбкой. — Porque mi hermana no habla espanol[21].
И кивнул на Дебору. Сказать про Дебс «моя сестра» уж точно лучше, чем назвать ее вооруженным полицейским, который замучает тебя вопросами, а после отправит домой, в Сальвадор. Так женщине будет немного легче раскрыться.
— Вы говорите по-английски?
— Чут-чут, — отозвалась она.
— Отлично, — продолжил я. — Расскажите моей сестре, что вы видели.
И хотел было сделать шаг назад, но Арабель отчаянно вцепилась в мой локоть.
— Вы оставайся? — робко попросила она.
— Останусь, — согласился я. Тогда она внимательно на меня посмотрела (не знаю, что высматривала, но, кажется, увидела что хотела), отпустила мой локоть, сцепил а ладони перед собой и повернулась к Деборе, едва ли не по стойке «смирно».
Я тоже обернулся к сестре — та ошарашенно таращилась на меня.
— Ну и ну… — протянула Дебора. — Она доверяет тебе, а не мне?!
— Видит, что сердце у меня чистое.
— От чего чистое?! — Дебс покачала головой. — Если б она только знала…
Я вынужден был согласиться: в этой натужной шутке что-то есть. Дебора лишь недавно узнала, что я такое, и несколько из-за этого дергалась. Точнее, «дергалась» — еще мягко сказано. Тем не менее вся затея была изначально придумана и одобрена ее отцом, Святым Гарри, чью власть Дебс не решилась бы оспаривать и после его смерти… да и я тоже. Но Дебора говорила со мной слишком резко; даже немного обидно, особенно если учесть, что ей нужна моя помощь.
— Я могу уйти, а ты сама давай…
— Нет! — вскрикнула Арабель, снова хватая меня за локоть. — Вы сказал, оставайся!
В голосе несчастной сквозила обида.
Я вскинул бровь и выжидающе взглянул на Дебору.
Та пожала плечами.
— Ладно… оставайся.
Я потрепал Арабель по руке и попытался оторвать от себя.
— Я никуда не уйду. — И добавил по-испански со своей фирменной, насквозь фальшивой улыбкой, которая ее почему-то успокаивала: — Я здесь подожду.
Женщина посмотрела мне в глаза, сделала глубокий вдох и обернулась к Дебс.
— Рассказывайте, — предложила та.
— Я приходить, как всегда, в такой час, — начала Арабель.
— Это во сколько? — перебила Дебора.
Арабель пожала плечами.
— Пять. Теперь три раз в неделя, когда закрыт с июля, но надо чисто. Не надо та-ра-ка-на.
Она оглянулась на меня, и я кивнул: та-ра-ка-на плохо.
— И вы пошли к задней двери? — продолжила Дебора.
— Как, как… — Женщина растерянно посмотрела на меня. — Всегда.
— «Как всегда», — перевел я.
Арабель кивнула.
— Всегда задний дверь, — подтвердила она. — Передний есть закрыта до октября.
Дебора силилась понять, потом наконец догадалась: спереди закрыто до октября.
— Ясно. Итак, вы пришли сюда, обогнули ресторан и увидели тело?
Арабель снова на минуту спрятала лицо в ладонях. Покосилась на меня сквозь пальцы и, когда я кивнул, прошептала:
— Да.
— Вы заметили что-нибудь необычное? — продолжила Дебора, но Арабель смотрела на нее без всякого выражения. — Что-нибудь, чего тут быть не должно?
— Труп! — с возмущением ответила Арабель, указывая на тело. — Оно тут не должно!
— А людей вы каких-нибудь заметили?
Арабель покачала головой:
— Никто. Я один.
— А в окрестностях?
Снова пустой взгляд, и Дебора показала рукой:
— Там? На тротуаре? В той стороне кто-нибудь был?
Арабель пожала плечами.
— Туристы. С камера, фото! — Она нахмурилась и, понизив голос, добавила специально для меня, сердито передернувшись: — Сгео que son maricones[22].
Я кивнул и пояснил для Деборы:
— Туристы-геи.
Моя сестрица пристально уставилась на женщину, потом на меня, как будто желая запугать нас обоих, чтобы мы сами придумали еще какой-нибудь важный вопрос. Но даже моя легендарная сообразительность иссякла.
— Спроси, где она живет, — потребовала Дебора, и Арабель испуганно захлопала глазами.
— Вряд ли она тебе скажет.
— Это еще почему? — рассердилась Дебора.