— Пошли, — скомандовала Хальса Луку. — Можешь спать на моей подстилке. Или, если хочешь, можешь подняться наверх, постучаться в дверь и спросить у колдуна из Перфила, нельзя ли тебе спать в его постели.
Она показала Луку комнатушку под лестницей, и мальчик тут же улегся на матрасик.
— Эй, ты весь грязный, — сказала Хальса. — Простыни испачкаешь.
— Извини, — сказал Лук.
— Ничего страшного, — отмахнулась Хальса. — Мы их потом выстираем. У нас полно воды. Ты наелся? Хочешь еще чего-нибудь?
— Я кое-что тебе принес, — сказал Лук. Он протянул ладонь, на ней лежали сережки его матери.
— Нет, — сказала Хальса.
Хальса ненавидела себя. Она яростно расчесывала руку — не так, как если бы ее укусил комар, а как будто пыталась содрать с себя кожу. До Лука дошла одна вещь, которую он не замечал раньше, кое-что удивительное и жуткое: Хальса была к себе ничуть не добрее, чем к остальным. Ничего странного, что тогда, в городе, она так хотела заполучить сережки. Она как змея: если будет совсем не во что вцепиться, она вцепится в собственный хвост. До чего же она сейчас жалела, что не была с матерью помягче…
— Возьми их, — сказал Лук. — Твоя мама была добра ко мне, Хальса. Поэтому я хочу отдать их тебе. Моя мама тоже хотела бы, чтобы они достались тебе.
— Ну ладно, — буркнула Хальса. Ей хотелось разреветься, но вместо этого она продолжала чесаться. Рука побелела и покрылась красными царапинами. Девочка взяла серьги и положила в карман. — А теперь спи.
— Я пришел сюда, потому что здесь ты, — сказал Лук. — Хотел рассказать тебе, как все было. Что мне теперь делать?
— Спать, — ответила Хальса.
— Ты расскажешь о моем приходе колдунам? И о том, как мы спасли поезд? — спросил Лук и зевнул так широко, что Хальсе показалось, будто его голова вот-вот развалится надвое. — Можно мне тоже стать слугой колдунов из Перфила?
— Посмотрим, — ответила Хальса. — Тебе надо отдохнуть. А я поднимусь по лестнице и скажу им, что ты пришел.
— Странно, — сказал Лук. — Я чувствую их присутствие, они со всех сторон. Я рад, что ты здесь. Теперь я в безопасности.
Хальса присела на подстилку. Она не знала, что делать. Лук ненадолго притих, а потом окликнул ее.
— Хальса…
— Что?
— Я не могу уснуть, — извиняющимся тоном объяснил он.
— Ш-ш-ш, — прошептала Хальса. Она погладила его по грязным волосам. Спела песню, которую часто пел ее отец. Держала Лука за руку, пока его дыхание не сделалось ровным и не стало понятно, что он спит. Потом она действительно поднялась по лестнице, чтобы рассказать колдуну про Лука.
— Я вас не понимаю, — сказала она запертой двери. — Почему вы прячетесь от всего мира? Вам не надоело скрываться?
Волшебник ничего не ответил.
— Лук, и тот храбрее вас, — говорила девочка двери. — И Эсса храбрее. И моя мать была… — Она сглотнула подступивший к горлу комок и продолжила: — Она была храбрее вас. Прекратите делать вид, будто меня здесь нет. Какой с вас прок, когда вы заперлись в своей башне? И со мной не разговариваете, и жителям Перфила помочь не хотите. Лук очень разочаруется, когда поймет, что все, на что вы способны — это киснуть в своей комнате и ждать, пока кто-нибудь не принесет завтрак. Если вам так нравится ждать, то и ждите сколько влезет. Я больше не стану носить вам еду, воду и болотные находки. Если чего-нибудь захотите, можете сами себе наколдовать. Или сходить и взять. Или превратить меня в жабу.
Она подождала: а не превратят ли ее и впрямь в жабу.
— Ладно, — наконец фыркнула Хальса. — Тогда до свидания. — И она зашагала вниз.
Колдуны из Перфила ленивы и никчемны. Они терпеть не могут подниматься по лестницам и не слышат, что вы им говорите. Они не отвечают на вопросы, потому что уши их полны жуков и воска, а лица их морщинисты и страхолюдны. Глубоко в морщинах на лице колдунов из Перфила обитают болотные феи, феи разъезжают по каньонам морщин на взнузданных блохах, которые жиреют, питаясь волшебной кровью колдунов. Колдуны из Перфила всю ночь расчесывают блошиные укусы, а днем спят. Да я бы лучше посудомойкой нанялась, чем стала бы служанкой невидимых, трясущихся, полуслепых, искусанных блохами, замшелых, с липкими пальцами, самодовольных болотных колдунов из Перфила.
Хальса заглянула к Луку — проверить, не проснулся ли. Потом пошла искать Эссу.
— Можешь проколоть мне уши? — попросила она.
Эсса пожала плечами.
— Будет больно, — предупредила она.
— Ну и хорошо, — ответила Хальса. Эсса нагрела воды и опустила в нее иглу. А потом пронзила ею Хальсины мочки. Получилось больно, и Хальса этому даже радовалась. Она надела сережки матери Лука, а потом помогла Эссе и остальным копать ямы под туалеты для беженцев из Перфила.
Толсет явился перед самым закатом. А с ним полдюжины женщин с ребятишками.
— А где остальные? — спросила Эсса.
— Одни мне не поверили, — сказал Толсет. — Не доверяют они прислуге колдунов. Другие хотят остаться и оборонять город. Третьи припустили пешком в Квал, вдоль по рельсам.
— Где сейчас войска? — осведомился Бурд.
— Близко, — ответила Хальса. Толсет кивнул.
Городские женщины принесли с собой еду и постельные принадлежности. Они были встревожены и подавлены, и трудно сказать, что пугало их больше: приближение армии или колдуны из Перфила. Женщины не отрывали взгляда от земли. Не смотрели вверх, на башни. А если ловили своих отпрысков на том, что те глазеют на башни, вполголоса делали им внушение.
— Не дурите, — сердито сказала Хальса женщине, сынишка которой выкопал ямку возле разрушенной башни. Мать в наказание встряхнула его с такой силой, что малыш разревелся и никак не мог успокоиться. И о чем она только думала? Что колдуны едят непослушных детей, копающих ямки, на ужин? — Колдуны ленивы, необщительны и безобидны. Они заняты своими делами и никому не мешают.
Женщина не ответила, только вытаращилась на Хальсу, и девочка поняла, что та боится ее ничуть не меньше, чем колдунов. Хальса пришла в изумление. Неужели она вызывает в людях такой ужас? Мик, Бонти и Лук всегда ее побаивались, но у них была на то веская причина. К тому же, она изменилась. Теперь она была мягкой и нежной, как масло.
Толсет, возившийся с ужином, фыркнул, словно бы ему удалось прочесть ее мысли. Женщина подхватила ребенка под мышки и поспешила прочь, как будто Хальса могла вот-вот снова раскрыть рот и проглотить их обоих.
— Хальса, погляди, — раздался голос проснувшегося Лука. Мальчик был так грязен, что его можно было учуять с двух метров. Его одежки придется сжечь. Хальсу внезапно захлестнула волна радости: оттого, что Лук отыскал ее, что он здесь и что он жив. Он только что вылез из постели, которая, пока он спал, успела испачкаться и провонять, и теперь тыкал пальцем на восток, в направлении Перфила. Над болотами висело красное зарево, словно солнце не опускалось к земле, а наоборот, всходило. Все притихли и смотрели на восток; можно подумать, они могли отсюда разглядеть, что происходит в городе. Ветер принес со стороны болота запах гари и запустения.
— В Перфил пришла война, — сказала женщина.
— Что это за армия? — спросила другая женщина, как будто первой был известен ответ.
— Да какая разница? — сказала первая женщина. — Все они одинаковы. Мой старшенький удрал из дома, чтобы вступить в королевскую армию, а младший присоединился к войскам генерала Бальдера. Они
