Когда он провел пальцами по ее горлу и спустился ниже, Саммер задрожала. Все ее существо было охвачено пламенем, и она никак не могла унять дрожь. Ладонь Джеймса легла на ее грудь, и девушка закрыла глаза. Даже это легкое, словно прикосновение перышка, поглаживание вызывало мучительную боль во всем теле и заставляло ее бедра сжиматься, чтобы унять пульсацию в той частичке тела, названия которому Саммер не знала. Она не понимала происходящего. Как мог Джеймс сотворить с ней подобное с такой легкостью?
Саммер была все еще полностью одета, но подол ее муслинового платья задрался и теперь вздымался выше колен беспорядочными складками. Она смутно помнила, что виконт потянул за шелковые ленты, завязанные под лифом платья, и развязал их. Под платьем на Саммер была надета лишь сорочка, тонкая, словно паутина, на тон светлее платья. Белые шелковые чулки были подвязаны у колен, а туфли Джеймс каким-то образом успел с нее снять.
Саммер заворочалась, но платье лишь задралось выше, обнажив ее бедра, белеющие в темноте.
– Господи, – словно где-то в отдалении услышала она бормотание Джеймса, и его рука скользнула вверх по ее бедру. Его пальцы запутались в тонкой ткани, но он освободился от нее, нетерпеливо дернув рукой.
Полулежа на Саммер, Джеймс перенес вес тела на один локоть и склонил голову, чтобы поцеловать ее. Не отрывая губ от мягких, нежных губ Саммер, он спустил лиф ее платья, чтобы высвободить грудь. Девушка ощутила прохладу воздуха на своей обнаженной коже, удивляясь, что от нее не исходил пар, – ведь все ее тело горело, словно охваченное пламенем.
Атласные простыни, прохладные и скользкие, касались ее разгоряченной кожи, еще больше накаляя опьяняюще-чувственную атмосферу полумрака, прерываемого лишь вспышками огня в камине. Саммер казалось, что весь мир теперь состоял из горячего тумана и неясных эмоций. Каждое движение Джеймса, каждое его прикосновение превращалось в чувственную пытку, и казалось, он знал об этом.
Проводя кончиками пальцев по коже Саммер, Джеймс играл с тугими вершинами ее грудей, отчего они еще больше затвердели и устремились навстречу его губам. Джеймс повиновался их зову, проведя влажным языком по розовым ореолам. В тот же миг Саммер показалось, будто грудь обожгло огнем, а сердце начало биться где-то в глубине ее горла.
Воздух судорожно вырывался из ее груди. Девушка вцепилась руками в прохладную ткань рубашки виконта и принялась мять ее, ритмично сжимая и разжимая пальцы. Шелковистые пряди черных волос Джеймса скользили по ее шее, когда он дарил щедрые ласки то одной груди, то другой, и Саммер слышала чьи-то тихие стоны, доносящиеся как будто со стороны.
Она не сразу поняла, что эти звуки исходят от нее. Тихие стоны желания заполняли пространство между их телами, вибрирующими от разгорающейся страсти.
– Пожалуйста, – с трудом выдавила из себя Саммер, не зная, чего именно хочет, но понимая, что есть нечто, способное положить конец пытке. – Пожалуйста...
– Не спеши, дорогая, не спеши. – Виконт одним быстрым движением стащил с Саммер платье, при этом продолжая покрывать поцелуями ее шею. Он схватил ее руки, когда девушка невольно попыталась удержать на себе одежду, и осторожно отцепил ее пальцы от тонкого муслина. Шелковые чулки исчезли с ее ног еще быстрее, чем платье, а за ними последовала и нижняя юбка.
Прежде чем Саммер успела осознать свою наготу, виконт прижал ее к кровати всем весом своего тела. Он все еще был одет, и девушка ощутила, как прикоснулись к ее коже холодные жемчужные пуговицы его рубашки. От нее исходил такой жар, что пуговицы неминуемо должны были расплавиться. Это неистовое пламя ужасало Саммер и в то же время заставляло ее нетерпеливо раскрываться навстречу любовнику.
Прохладные и скользкие атласные простыни коснулись бедер Саммер, и она охнула, осознав, что Джеймс дотрагивается до нее там, где никто никогда до нее не дотрагивался. Девушка вновь попыталась запротестовать, поскольку в этот момент ее охватило запоздалое чувство самосохранения. Она уперлась руками в грудь Джеймса и попыталась его оттолкнуть.
– Нет, детка, – прорычал Джеймс ей на ухо, вновь заговорив на своем режущем слух наречии. – Слишком поздно. Теперь я уже не стану останавливаться.
Саммер хотелось протестовать против его самоуверенного убеждения, что он может делать с ней все, что угодно, но его губы накрыли ее рот слишком быстро, не давая ей возможности дышать, поглощая ее страх и заменяя его горячим, неистовым желанием.
Жадно целуя Саммер, Джеймс нервно прошелся по пуговицам в попытке освободиться от одежды. Потом он на некоторое мгновение исчез из виду, а когда вернулся и поставил колено на кровать рядом с Саммер, она поняла, что он был так же обнажен, как и она.
Саммер быстро отвела глаза, прежде чем любопытство и теплая волна, поднимающаяся из глубин ее тела, не заставили ее вновь посмотреть на мускулистую фигуру виконта.
Пламя камина освещало Джеймса, отбрасывая на его кожу золотистые блики и подчеркивая выступающие мускулы. Он был прекрасно сложен. Саммер прикрыла глаза и отвернулась, но любопытство – как мир чувство – побуждало ее вновь посмотреть на него. Мягкие темные завитки волос, покрывавшие грудь, спускались к животу и еще ниже. Джеймс был возбужден, и эта демонстрация мужской силы ужаснула Саммер.
Девушку пронизала дрожь. Вот он, этот момент, которого девственницы боятся и в то же время с нетерпением ждут. Саммер часто слышала рассказы о том, что случалось впоследствии с девушками, которые имели неосторожность зайти столь далеко, не будучи замужем. И хотя она понимала, что эти рассказы правдивы, какая-то часть ее отказывалась верить, что все так уж ужасно. Здравый смысл подсказывал ей, что, если бы интимные отношения между мужчиной и женщиной были настолько плохи, они бы имели место гораздо реже.
Когда Саммер перевела взгляд налицо виконта, она прочитала на нем удивление, смешанное с желанием.
– Тебе не нравится то, что ты увидела, детка? – прошептал Джеймс, опустившись на постель и скользнув телом по обнаженной коже девушки.
Саммер не смогла ответить. Она вообще не могла разговаривать. Ее горло сжалось от возникшего в груди неведомого ощущения, а сил хватило лишь на то, чтобы посмотреть в черные словно ночь глаза мужчины и кивнуть.
