Спальня освещалась единственной свечой, стоявшей на столике возле двери. Взяв свечу, Джеймс поставил ее на низкий стул рядом с кроватью и разделся.
Поленья в камине почти догорели, а поскольку толстые каменные стены замка не пропускали тепло внутрь, в спальне было более чем прохладно.
Прикосновение холодного воздуха к обнаженной коже показалось Джеймсу необыкновенно приятным. Его внимание привлекла Саммер – она пошевелилась во сне, и он подошел к кровати. Саммер лежала, закутавшись в одеяло, ее волосы в беспорядке рассыпались поверх него.
Джеймсу ужасно захотелось провести рукой по золотистым волосам жены, но он не сделал этого, а, отвернувшись, принялся расхаживать по полутемной комнате, стараясь немного остыть. При виде нежных очертаний тела Саммер под тонким одеялом его охватило возбуждение. Дьявол! Он был ослеплен и вел себя как глупец. Ну почему его угораздило жениться именно на этой девушке – вот что оставалось для него загадкой.
Саммер любила другого мужчину – это было видно по ее поступкам. Джеймс ударил кулаком по каминной полке с такой силой, что оцарапал пальцы. Он был рад ощутить боль, потому что боль отрезвила его и поставила все на свои места. Боль была знакома солдату, проведшему в армии десять лет.
Итак, теперь он – взрослый тридцатилетний мужчина – как юнец, пасовал перед девушкой, которая дразнила его и манила за собой, сама того не желая. Да, он определенно сошел с ума. Он женился на Саммер, потому что хотел этого, хотел, чтобы она принадлежала только ему одному. Еще никогда ник одной женщине он не испытывал подобных чувств.
Опершись о каминную полку, виконт, подперев щеку рукой, долго смотрел на догорающий огонь. Саммер была американкой французского происхождения, но это волновало его куда меньше, чем ее ложь и недоверие к нему. Ложь перевешивала все остальное.
А он, что он сделал сегодня? Разве это не он запугивал свою жену?
Джеймс закрыл глаза, и из его груди вырвался стон. Неудивительно, что Саммер не доверяла ему. Она имела на то полное право.
Подойдя к кровати, Джеймс лег под одеяло, ничуть не беспокоясь о том, что может разбудить Саммер. Виконт не возражал, чтобы она проснулась, чтобы поняла, что он вернулся. Чтобы она любила его.
А еще он хотел стереть из ее памяти воспоминания о Гарте Киннисоне. В ее воспоминаниях должно быть место только для него, и ни для кого больше...
Когда Саммер приподнялась на постели и ее глаза, обрамленные пушистыми ресницами, расширились от удивления, Джеймс уже стащил с нее ночную рубашку и в мгновение ока оказался сверху. Она не сопротивлялась, и он вошел в нее, целуя ее губы, щеки, нос, брови.
Совершая мощные движения, Джеймс взял в ладони груди жены и наклонил голову, чтобы поцеловать их.
Дыхание Саммер стало прерывистым; вцепившись в мужа обеими руками, она обхватила ногами его бедра, и он ощутил всепоглощающее чувство освобождения, которое, словно горячий прилив, захлестнуло их обоих.
Все еще прижимая Саммер к кровати, Джеймс немного расслабился, прислушиваясь к быстрым, коротким вздохам жены и ощущая трепет ее тела. Опершись на локти, он уткнулся в ее шею и глубоко вдохнул аромат нежной теплой кожи. Ее волосы пахли распустившимися цветами яблонь, и Джеймс вспомнил о мыле, которое умела варить его мать.
От Саммер пахло необыкновенно приятно, и на вкус она была такой чудесной. Джеймсу вновь захотелось любить ее, и, почувствовав, что она пошевелилась, он приподнялся, намереваясь снова войти в нее.
– Джейми!
Ее испуганное восклицание коснулось его уха, но он уже снова увлекал их обоих в сладостные высоты.
После этого Джеймс обессилено перекатился на бок, увлекая Саммер за собой. Он поглаживал гладкую кожу ее бедра, а его пальцы нежными медленными движениями массировали податливую плоть.
Джеймсу хотелось сказать, что он любит ее, он хотел раскаяться в том, что причинил ей боль. Но он не мог заставить себя произнести эти слова. Была ли виной тому его гордость? Он не знал. О Господи, какой же он глупец!
Джеймс почувствовал прикосновение руки Саммер и напрягся. Осторожно дотрагиваясь до него кончиками пальцев, Саммер провела ими по его груди и спустилась к пупку. Затаив дыхание, Джеймс ждал. Ее рука скользнула ниже, нашла его плоть, и он глухо застонал:
– О, любовь моя!
– Нет, – прошептала она, прижимая к его губам свои губы. – Ничего не говори. Просто... позволь мне.
Позволить? Ради всего, что было свято, Джеймс никогда и ни за что не вышел бы из себя, если бы хоть на минуту представил себе, что она может сделать. Все это было неправильно. Джеймс не знал, как обращаться с Саммер – неопытной, наивной и невинной. Он чувствовал себя так, словно должен учиться вместе с ней. Учиться быть терпеливым, учиться тому, что можно делать, а чего нельзя. Но когда Саммер была рядом с ним, Джеймс терял способность мыслить здраво. Он мог думать только о том, чего хотелось ему, о том, как доставить ей удовольствие, не осознавая того, что действует слишком быстро и напористо.
Саммер оказалась способной ученицей, на лету схватывавшей то, что ей удавалось извлекать из полученных коротких уроков.
Еще один стон застрял у Джеймса в горле, и он глухо заворчал, словно тигр, выгибаясь под рукой жены. Когда Саммер еще раз доказала, что она способная ученица, Джеймса пронзило резкое сладостное ощущение. В мгновение ока она оказалась лежащей на груди мужа. От неожиданности Саммер охнула, но Джеймс не обратил на это внимания, задавая ритм. Сидя на его стройных бедрах, Саммер старалась подстроиться под его движения, и в какой-то момент он подумал, что упадет с кровати, когда она принялась дразнить его, приподнимаясь так, чтобы он не мог дотянуться до нее.
