Рахикайнен продолжал стоять с петушком в руке и медлил с ответом, чтобы успеть придумать какую- нибудь байку.
– Конечно, мы это знаем, господин майор. Мы и не трогали ничего. Но этот петушок с изъянцем. Он хромал. Наверное, покалечили в драке. Он бы наверняка сдох, и тогда я подумал, что глупо дать ему сдохнуть.
На взгляд Сарастие, это объяснение было не хуже любого другого, какое мог бы придумать солдат в подобных обстоятельствах. С некоторою грустью смотрел он на петушка, но затем выражение неподдельной искренности на лице Рахикайнена его позабавило, и он заметил:
– На этот раз можете взять петуха. Но чтоб этого больше не повторялось. Бросок был настолько великолепен, что я отдаю вам его в качестве награды.
Рахикайнен выдержал свою роль до конца и совершенно серьезно сказал:
– Ясно, господин майор. Теперь надо его быстро выпотрошить, чтобы не испортился.
С этими словами Рахикайнен улетучился. Товарищи потребовали, чтобы с петушком сварили картофельный суп, и ему пришлось согласиться. Горшка не нашли, его заменило ведро. Не хватало лишь соли, и Рахикайнен решил посмотреть, нет ли ее в домах. Безрезультатно обойдя два дома, он заглянул в избушку на краю деревни. Там на задней лавке сидел старик, с беспокойством и страхом глядя на Рахикайнена. Увидев человека, тот вздрогнул, но, разглядев, что это старик, успокоился.
– Это еще что за древний финн?
Старик не отвечал и лишь молча смотрел на него.
– Эй, идите все сюда. Тут этакий прафинн сидит: с бородой и в меховой шапке на голове.
Старик лишь моргал глазами, глядя на входящих в избу солдат.
Здорово, дед, – сказал Рокка, подсаживаясь к нему.
Старик поклонился и ответил жидким, чуть дрожащим голосом:
– Здравствуй, здравствуй.
– Тебя, видно, оставили тут?
– А, оставили, оставили.
– А оставили ли тебе соли? – спросил Рахикайнен. – Нам нужно для супа.
– А, ничего нет.
Старик забеспокоился. Он положил ногу на ногу и огляделся.
– И ничего не оставили старому поесть? – недоверчиво спросил Сало, подступая ближе.
– Все унесли. Я один тут остался.
– Вот тебе для начала кусок хлеба… Больше у меня нет, но за нами придут обозники, они позаботятся о тебе. Вот тогда уж ты и набьешь себе пузо. Черт знает, когда ты в последний раз ел.
Старик дрожащими руками взял предложенный Сало кусок хлеба, с сомнением оглядел его и был уже готов отдать обратно, но передумал и сунул хлеб за пазуху.
– Ты не знаешь, старик, есть ли в деревне еще люди?
– Нет, никого нет. Все ушли.
– Зря, – сказал Сало. – Только теперь мы наведем тут порядок. Сильно они тебя мучили?
Старик некоторое время смотрел на солдат, не зная, что ответить, затем кивнул и сказал:
– А, мучили, да… да.
Рокка осматривал комнату, не слушая, что говорил старик. Другие же выпытывали у старика всевозможные сведения об условиях жизни в Восточной Карелии. Он ни о чем не рассказывал по собственному почину, лишь отвечал на вопросы, стараясь не без усилий отгадать, что хочет услышать спрашивающий. Спрашивал главным образом Сало.
– Был у вас тут священник?
– А, в Пряже прежде был один…
– Они что, убили его?
– Убили, убили…
– А дети у тебя есть?
– А, было два сына. Одного убили, другого посадили в тюрьму.
– Почему убили?
– А, не хотел вступать в колхоз.
– У тебя был дом?
– Был. Все забрали.
Старик, похоже, заметил, что спрашивающий был доволен, если слышал, что людей убивали или мучили, и старался угодить ему своими ответами.
– Убили, убили. Всех убили.
– Теперь тебе отдадут дом. И церкви теперь не будут превращать в конюшни. Теперь здесь будет новый порядок.
– Не будут. Не будут церкви конюшнями. А, хорошо. Хорошо.
– Да, но где нам достать соли? – досадовал Рахикайнен.
Рокка искоса приглядывался к старику, затем со смехом похлопал его по плечу и сказал:
– Молодец! Ты смекалистый старик. Наврал им с три короба, а они и уши развесили. Я думаю, ребята, что старик морочит нам голову.
Сало, почти обидевшись, сказал:
– Где наврал-то? Теперь мы по крайней мере знаем, какая тут была жизнь. И старик поживет получше на старости лет…
– Я того мнения, что большой радости нам от таких сограждан не будет. Не понимаю, какой смысл освобождать или брать в плен этих старых сморчков.
Рокка подошел к печи. Рядом с нею на скамье стояла покрытая мешком корзина. Когда Рокка потянул за мешок, старик испуганно привстал.
– Послушай, дедок! Зря ты говорил о них плохое. Тут тебе целую корзину хлеба оставили. Вот посмотри. Они, наверное, забыли тебе об этом сказать?
Старик весь затрясся, но Рокка успокоил его:
– Не бойся. Не возьмем мы твоего хлеба. А вот соли, если найдем, возьмем немного.
Они нашли соль на полке – серую и грубую.
– Мы возьмем вот столько. И дадим тебе за нее тарелку супа. А еще сигарет. Дайте ему покурить, ребята.
Солдаты вложили сигареты в дрожащие руки старика. Рокка, улыбаясь, посмотрел на Сало:
– Оставь старику горбушку, которую ты ему дал. Ведь он просто не хотел тебя разочаровывать.
Сало, чтобы не осрамиться вконец, смеялся вместе со всеми. Криво усмехаясь, он сказал:
– Да, старик молодец. Он, наверное, книги читал.
Оставив старика в покое, они отправились варить суп.
По шоссе шла колонна, и Сихвонен радостно крикнул:
– Это наверняка свежие части. Нас отправят на отдых. На свежие части, которые прибудут им на смену, они уповали уже давно, и стоило им завидеть незнакомых солдат, как они жадно спрашивали у них номер полка. Но сейчас большинство не проявило к колонне никакого интереса; они уже столько раз обманывались. Однако Сихвонен остановил идущих:
– Какой части?
– Обоз пулеметной роты.
– Какой взвод?
– Первый. Ты что, не знаешь возчиков собственной роты?
– Мгм… да. Спрашиваю черт-те что.
– Чего спрашиваешь?
– Иди ты…
– Чего это ты так вызверился?
– Да пошел ты к черту.
С командного пункта явился Миелонен.
– Отправляемся снова атаковать, ребята.
