Парни выглядели уставшими, однако у них хватало еще сил хлопать и свистеть. Короче говоря, представление продолжалось до тех пор, пока трое окончательно не отключились. Я осталась всего с одним. Здоровый детина с трехдневной щетиной, глубоко запавшие глаза.
— Ты меня прямо загипнотизировала, — наклонился он ко мне и предложил пройти с ним в соседнюю комнату. По его словам, у него был ключ.
— А может, можно в грузовике? Ты как? — спросила я.
— А что я? Спина-то твоя, малютка, — ухмыльнулся он.
Я похватала все что могла из своей одежды, кроме носков и лифчика, которых не нашла, и выскочила в ночную темень, лихорадочно соображая, как бы мне отсюда смотаться… и как можно быстрее добраться до дома. Во что бы то ни стало.
Сразу же забравшись в кабину, я тихонько позвала его. Он тут же скользнул по дерматиновой обивке сиденья и ткнулся лицом мне в грудь. Ну, Лора, подумала я, действуй! Нашарь рукой бутылку… Вот она! Не двигайся слишком быстро, отвлеки его и… бей!
Я треснула его по голове бутылкой и увидела кровь. Он весь был в крови. Выпрыгнув из грузовика, я побежала что есть силы… наполовину раздетая… ну и пусть! Мне надо было убежать, пока те не сообразили, что я наделала.
Я бежала к хижине Жака, надеясь застать его и Лео вместе с Роннеттой.
Добравшись туда, я была совершенно без сил, все мои чувства смешались. Разрыдавшись, я бухнулась на колени. Подоспевшая Роннетта помогла мне добраться до диванчика. Слезы так и лились — я не могла их остановить. К тому же мне было еще и стыдно, что я купила себе свободу такой ценой… Боже, какая это все грязь! Да, БОБ, выходит, был прав. И еще как прав!
Крепко ухватившись за руку Роннетты, я услышала ее слова:
— Она же вся в крови! Надо скорей все смыть. А то она никогда не успокоится, пока будет видеть следы крови на своем теле.
Дальше я ничего уже не помню. Очнулась я у себя в кровати. В стиснутом кулаке была зажата записка.
«Дорогая Лора!
Мы старались как могли тебя успокоить, но ты была невменяема… все время повторяла, что хочешь домой. По-моему, никто не слышал, как мы вошли в дом. Но если тебя накроют, лучше расскажи им, как все было на самом деле.
Сейчас все уже в порядке. Ты просто очень перепугалась.
… Может, через пару дней повидаемся? Тогда и поболтаем с тобой по душам. Идет?
Роннетта».
Вот какая была ночь! Теперь мне — так ты, наверное, думаешь — пора бы извлечь кое- какие уроки, но почему-то у меня ничего из этого не получается.
Представь, проснувшись сегодня утром, я даже стала думать, как еще можно было построить свое выступление перед теми шизиками! Мысли мои возвращаются к событиям той ночи — снова и снова. Как будто пластинку заело. Только каждый раз, прокручивая ее в мозгу, я вижу, как могла сделать все гораздо лучше, быть куда более раскованной. И говорить умнее, и держаться… Я ловлю себя на том, что хотела бы отправиться туда и разыскать их!
Нет, я все-таки схожу с ума!.. Как можно такое думать? Со мной творится что-то неладное!
Поговорим с тобой позже, Лора.
4 марта 1988
Дорогой Дневник!
Вчерашний день я провела с Донной и поняла, что нам с ней больше не о чем разговаривать. Конечно, мы беседуем и все такое, но все то время, что я была там, я думала лишь о Том, как бы поскорее уйти из их дома. Эти чистые светлые стены давят на меня!
Она завела меня к себе в комнату, закрыла дверь и стала шептать, что они с Майком скоро себе позволят все. Это событие они тщательно распланировали. В четверг вечером? Точно не помню.
И вот она мне все это рассказывает, а я, по-видимому, должна была поразиться: «0, Донна, а ты уверена, что хочешь этого?»
Похоже, у Донны с Майком, лучшим дружком Бобби, все идет хорошо. Ты помнишь его, Дневник? Тот самый с рекламного ролика жевательной резинки? В общем, надеюсь, для Донны он будет в самый раз. Я-то всегда думала, что он полное дерьмо… Но я ведь не должна с ним трахаться, правда?
Получай удовольствие, Донна!
Лора.
10 марта 1988
Дорогой Дневник!
Я сидела у себя в комнате и думала о Бобби. Может, не надо было рассказывать ему, что произошло тогда с теми парнями, которые подвезли меня в грузовике. Ведь с тех пор он со мною ни разу не поговорил. А ведь я сказала чистую правду. И была такой же откровенной, как и в канун Нового года. Мы с ним хотим быть честными друг перед другом… Мы поняли, что любим друг друга… В конце концов, я сделала то, что сделала, ради одного — выбраться оттуда.
Только что позвонил Бенжамин Хорн. Мама прокричала мне, чтобы я взяла трубку. Мой первый вопрос к нему, даже до того, как поздороваться, был о Джонни. Как он? Что-нибудь случилось?
Он ответил, чтобы я на минуту присела. Папа дома, мама дома… Джонни в порядке…
— В чем дело?
В том, ответил он, что сегодня утром возле самой границы нашли Троя со сломанной ногой, на трех копытах не было подков… не говоря уже о том, что он страшно исхудал. Все последнее время он явно голодал. Бенжамин был уверен, что это именно Трои — по клейму конюшни.
Бенжамин сказал, что видел, как полицейские на границе пристрелили его. Два раза выстрелили в голову. Похоже, по его словам, что Троя кто-то выпустил из загона. Бенжамин обещал мне по телефону, что сделает все, чтобы найти этого страшного человека и наказать его за жестокое обращение с нашей молодой чудесной лошадкой.
Я повесила трубку.
Оглянулась вокруг: все стало серым и черным… Как мне плохо. Куда ни посмотришь, все говорит мне, что я плохая, испорченная, негодная… Как посмела я так, поступить с Троем? Не будь я такой гнусной и отвратительной, не выгони я тогда Троя, сейчас можно было бы ускакать на нем и затеряться где-нибудь в полях. Ничего, как-нибудь мы бы с ним выжили.
Не могу поверить, что все это происходит со мной, с мoей жизнью! Как получается, что один день как праздник, а следующий — кошмар… Дурной сон, где я вижу свою смерть… Именно это сейчас и стоит перед моими глазами.
Л.
В дневнике вырвана страница
7 апреля 1988
Дорогой Дневник!
Мне не просто нравится моя новая работа продавщицы в парфюмерной секции, я прямо- таки обожаю находиться рядом с таким человеком, как Роннетта. Ей не надо ничего объяснять, она все понимает сама и не пристает ко мне, если чувствует, что я чем-то удручена.
Бобби снова стал прежним — и мы встречаемся довольно регулярно, бывает, что и дважды в неделю, но уж во всяком случае, не реже пяти раз в месяц. Между тем и он, и я хотели бы видеться каждый день. Что касается школы, то там мы почти не ходим парой. Тем более смешно, что недавно среди школьников проводился опрос и нас с Бобби назвали «лучшей парой семестра».
Я чувствую, что мы с ним по-настоящему любим друг друга, но так уж случилось: слишком перевешивают сейчас соображения удобства и пользы, чтобы сохранилась в неприкосновенности наша былая привязанность. Теперь мы все чаще ловим с ним вдвоем кайф — или у Лео, или на Жемчужных озерах.
В последнее время, если это случается у Лео, я замечаю, что Бобби обращает куда больше внимания на Шелли, чем на Лео или на меня.