В клетке оса метнулась к молодому человеку, но он поймал ее в воздухе и с внятным треском раздавил ботинком.
— Очевидно, нам уже поздно высказывать свое мнение, — сказал Локки. — Или потеха еще не кончилась?
— Только началась, мастер Коста. В гнезде сто двадцать ячеек. Специальный механизм открывает их наугад. Может открыть одну, а может сразу шесть. Захватывающее зрелище, не правда ли? Он не может выйти из клетки, пока не убьет все сто двадцать ос или… — Дюренна осеклась и глубоко затянулась, подняв брови. — Мне кажется, пока что он убил восемь, — закончила она.
— Ага, — сказал Локки. — Ну… если бы мне пришлось выбирать, я поставил бы на парня. Можете называть меня оптимистом.
— Хорошо. — Женщина выпустила из ноздрей две струи дыма, похожие на серые водопады, и улыбнулась. — Я ставлю на ос. Двести солари моих — по сотне с каждого из вас. Идет?
— Я не меньше других люблю легкие пари, но давайте спросим партнера. Джером?
— Если это доставляет вам удовольствие, мадам, наши кошельки в вашем распоряжении.
— Какие любезные обманщики, — ответила Дюренна. Она поманила одного из служителей Реквина, и все трое купили в кредит фишки. И получили четыре резные деревянные палочки с десятью кольцами на каждой. Служитель записал их имена в табличку и ушел; в толпе по-прежнему заключалось множество пари.
В клетке из ячеек выбрались еще две сердитые осы-убийцы и полетели к молодому человеку.
— Я вам не говорила, — сказала мадам Дюренна, раскладывая перед собой на столике свои фишки, — что смерть одной осы приводит других в сильное возбуждение? В продолжение боя противники парня будут злиться все больше.
Две свободные осы в клетке выглядели достаточно сердитыми: парню приходилось непрерывно плясать, чтобы увернуться и не подпустить их к спине и бокам.
— Захватывающе, — сказал Жеан, вытягивая шею, чтобы наблюдать за дуэлью, и одновременно делая условные знаки. В распоряжении Жеана было не очень много выразительных средств, но Локки понял смысл: «Неужели надо оставаться с ней и смотреть на это?»
Он уже собрался ответить, но на плечо ему опустилась знакомая тяжесть.
— Мастер Коста, — сказала Селендри, прежде чем Локки успел повернуться к ней. — Один из приоров хочет поговорить с вами на шестом этаже. Небольшое дело. Касающееся… карточных трюков. Он говорит, вы поймете.
— Мадам, — ответил Локки, — я… гм… с удовольствием выполню его пожелание. Передайте, что я скоро буду.
— Лучше я сама отведу вас, — сказала Селендри с улыбкой: улыбалась только половина ее лица, другая оставалась неподвижной. — Это поможет вам быстрее пройти через толпу.
Локки улыбнулся, словно именно об этом и мечтал, и повернулся к Дюренне, разведя руками.
— У вас любопытные знакомые, мастер Коста. Вам лучше поторопиться; Джером позаботится о вашей ставке и выпьет со мной.
— Какая нечаянная радость, — сказал Жеан, подзывая служителя, чтобы заказать выпивку.
Селендри больше не тратила времени; она повернулась и двинулась через толпу к лестнице в дальнем конце круглой комнаты. Она шла быстро, выставив вперед медную руку, и толпа чудесным образом расступалась перед ней. Локки торопливо шел следом, держась поближе, потому что толпа мгновенно смыкалась снова, словно колония многочисленных существ, мимолетно потревоженных в своей деятельности. Звенели стаканы, в воздухе висели рваные клочья дыма, жужжали осы.
Вверх по лестнице на третий этаж; и снова толпы хорошо одетых людей расступались перед мажордомом Реквина. В южном крыле третьего этажа, в служебном пространстве, у полок, уставленных бутылками, хлопотали официанты. В глубине этого служебного помещения оказалась узкая деревянная дверь с нишей возле нее. Селендри вставила в эту нишу свою искусственную руку, и дверь отошла, открыв темное пространство не больше гроба. Селендри первой вошла в него, встала спиной к стене и поманила Локки.
— Подъемный шкаф, — сказала она. — Гораздо быстрей, чем пробиваться сквозь толпы по лестницам.
Помещение было очень тесным; Жеан с Селендри в нем не поместились бы. Локки невольно прижало к левому боку женщины, он чувствовал спиной ее медную руку. Селендри мимо него протянула здоровую руку и закрыла дверь. Они оказались в темноте, и Локки остро ощутил запахи: свой свежий пот, ее женский мускусный запах и что-то еще, исходящее от волос и похожее на дым от горящего соснового полена. Запах лесной, дразнящий и приятный.
— Что ж, — негромко сказал он, — здесь со мной произойдет несчастный случай. Если он меня ждет.
— Это не будет несчастный случай, мастер Коста. Но нет, по дороге наверх вас ничего не ждет.
Она пошевелилась, и Локки услышал в стене справа щелканье какого-то механизма. Мгновение спустя стены помещения задрожали, и над ними послышался слабый треск.
— Я вам не нравлюсь, — неожиданно для себя сказал Локки.
Наступило короткое молчание.
— Я знавала многих предателей, — ответила наконец Селендри, — но таких разговорчивых и бойких среди них еще не было.
— Только сознательные предатели — действительно предатели, — ответил Локки, стараясь говорить с болью. — А я хочу отплатить за обиду.
— Вам еще понадобятся оправдания, — прошептала она.
— Я вас чем-то обидел?
— Называйте это как хотите.
Локки сосредоточенно разрабатывал интонацию, с которой скажет следующую фразу. В темноте, скрывающей его лицо, его слова очищены от всех намеков, которые она могла бы усмотреть в выражении лица и манерах. Более удобного случая у него не будет. Точно алхимик, он составил необходимую обманчивую смесь: сожаление, смущение, желание.
— Если я вас чем-то обидел, мадам, я откажусь от своих слов и дел. — Едва заметное колебание: то, что нужно, для впечатления искренности. Самый надежный инструмент в его словесном репертуаре. — Только скажите. Дайте хотя бы намек.
Она едва заметно передвинулась: медная рука на мгновение нажала сильнее. Локки закрыл глаза и приказал ушам, коже, своим животным инстинктам искать в темноте малейший ключ. Презрение или желание? Он слышал биение собственного сердца, слабый пульс в висках.
— Хотел бы я получить хоть что-нибудь. Чтобы успокоить вас.
— Нельзя. — Она вздохнула. — Нельзя.
— И вы не разрешите мне даже попробовать?
— Вы говорите так же, как мошенничаете с картами, мастер Коста. Слишком гладко. Боюсь, вы умеете прятать свои мысли лучше с помощью слов, чем прятать карты с помощью рук. Если хотите знать, только ваша возможная полезность для нанимателя — и только она — позволяет мне сохранить вам жизнь.
— Я не хочу быть вашим врагом, Селендри. Не хочу неприятностей.
— Слова дешевы. Дешевы и бессмысленны.
— Я не могу… — Снова расчетливая пауза. Локки был осторожен, как скульптор, обрабатывающий резцом глаза статуи. — Послушайте, возможно, я боек. Я не умею говорить по-другому, Селендри. — Повторное использование имени, принуждение, почти заклинание. Более действенное и интимное, чем титул. — Я таков, каков есть.
— И удивляетесь, почему я вам из-за этого не доверяю?
— Я думаю, а есть ли что что-нибудь, чему вы доверяете?
— Не верь никому, — ответила она, — и тебя никогда не предадут. Противостоять будут, но предать не смогут.
— Гм-м… — Локки прикусил язык и напряженно думал. — Но ему-то вы верите, Селендри?
