сборник легенд Тампалы. Они вдвоём встретились у Бенсингтона в Кенте, и фрагменты беседы, которая произошла в саду коттеджа под большой плакучей ивой, к которой майор Рональдсон, неисправимый остряк, любил обращаться как к своей «плачущей вдове», были опубликованы как длинное приложение к
Из легенд, рассказанных Рональдсоном, наиболее интересна та, которая наиболее явно относится к
НАНДИ И НОЧЬ
Каждый весну бог Кришна имел обыкновение спускаться с гор, чтобы пасти своего телёнка Нанди[29] на зелёных лугах долины Андрапати. Но однажды, хотя солнце горячо сияло в небе, он нашел луга, всё ещё покрытые снегом. Когда настала ночь, Нанди заплакал и сказал Кришне: «Мой господин, я голоден. Заставь снег таять, а траву расти так, чтобы я мог есть, становиться сильным и быть счастливым».
Так Кришна пошёл, чтобы встретиться с Ночью, и сказал ей: «Нанди хочет есть. Заставь снег таять, а траву расти». Но Ночь ответила: «Кришна, я только Ночь. Я не могу растопить снег». Тогда Кришна сказал: «Скажи солнцу, чтобы оно растопило снег». Но Ночь ответила: «Я только Ночь. Я не могу командовать солнцем». Когда Кришна услышал эти слова, он рассердился и сказал: «Тогда я возьму часть тебя, чтобы накормить Нанди, который голоден». И он так и сделал. Он взмахнул своим большим мечом в небе, и кусок Ночи упал и разбился у его ног. Бог Кришна собрал куски и принёс их Нанди. Нанди съел то, что Кришна принёс ему, и, когда он наелся, посмотрел на небо и сказал: «Господин мой Кришна, ты сделал дыру в небесах». И Кришна ответила ему: «Это луна». И Нанди заснул. Когда он проснулся на рассвете, снег растаял и поля были зелены. В течение трёх дней Кришна пас своего телёнка в долине. Затем прилетела птица Вардатур и унесла оттуда Кришну и Нанди. Крошки от куска Ночи остались разбросанными под большими деревьями гененза. Они называются «бахан», и до них нельзя дотрагиваться, потому что они — пища Нанди, священного телёнка Кришны. Если их случайно тронуть рукой, они вернутся обратно на небо и заполнят дыру Ночью, и поэтому луна исчезнет навсегда.
Эта легенда — наиболее чёткое доказательство того, что бахан людей племени амишед — это ни что иное, как
Компактная и простая форма обоих этих видов показывает довольно низкий уровень растительноподобия, который, тем не менее, в своей изумительной неподвижности, заряженной усмирённой яростью, создал прелюдию для растительного царства, которое тысячи лет спустя мягко высветилось на чернозёме нашего сознания.
Часть третья. Эпилог
Дар Таумаса
На протяжении нескольких лет швейцарский биолог Макс Шпиндер собирался на летние каникулы в Эмплос, группу маленьких белых домиков на краю земель Hotel Peleponnesus, высоко на утёсах мыса Антонозиас. Прошлым летом, гуляя под вековыми соснами, он встретил американского археолога Джона Харриса Альтенхауэра, который прибыл в Эмплос, чтобы изучить близлежащие руины храма Кано для принятия решения о том, стоит ли привлекать Крэнстонский университет к интенсивной программе раскопок. Эти два человека, разделяющие любовь к Греции и страсть к исследованию неизвестных миров, скоро стали верными друзьями.
Однажды утром они решили выйти на прогулку по утесам, по тропе, которая ведёт через заросли сосен и миртов и на расстоянии трёх километров от Эмплоса достигает белоснежных фрагментов храма Кано, разбросанных в подлеске под очищающим светом солнца. Они говорили о своей работе, и Шпиндер сожалел о скептицизме, с которым научные круги, и даже некоторые из его собственных коллег, встречали новости, касающиеся фактов, которые были пока ещё необъяснимы, но которые он уже доказал экспериментально. Когда они были на расстоянии броска камнем от руин, Альтенхауэр прервал его, чтобы заметить, что больше двух тысяча лет назад, на этом самом месте, где они гуляли, Гераклит и Теэтет вели известный диалог, увековеченный Платоном.
Взяв своего друга за руку, как будто желая воссоздать сцену, с иронически театральным жестом он продекламировал ключевое предложение диалога: «Но если тебе, о Теэтет, придётся увидеть среди миртов ягоду, белую, словно жемчуг, и угловатую, как куб, отверг бы ты её с презрением и отвращением как ужасную прихоть природы, или взял бы её с радостью и благодарностью, как божественный дар Таумаса?»[30] И в этот момент Шпиндер грубо стряхнул руку Альтенхауэра со своей руки, сошёл с дорожки и стал настойчиво прокладывать путь сквозь плотный подлесок, пока не достиг большого куска белого мрамора, возможно, блока колонны, который лежал, почти целиком скрытый от взглядов примерно в десяти метрах от дорожки. Там он остановился, наклонился и, почти подавив эмоции, позвал своего друга. Когда Альтенхауэр присоединился к нему, взволнованный тем, что же, спрашивается, случилось, Шпиндер указал на два странных чёрных растения не больше двадцати сантиметров высотой, которые стояли вертикально, словно маленькие бронзовые статуи посреди крошечной прогалины, в маленьком круге голой земли среди колючего кустарника.
Дул слабый морской бриз, напоенный ароматами морских водорослей и тимьяна, и самые длинные ветви сосен колыхались, а листья кустарников трепетали; но два маленьких растения оставались совершенно неподвижными, бросая ярко окрашенную и необычно светящуюся тень на обожжённую солнцем глинистую почву. Всё было так, словно лучи солнца чудесным образом проходили сквозь них, как сквозь призму, отбрасывая на землю не тень, а радугу.
Удивление охватило этих двоих мужчин, и некоторое время они стояли там, таращась в беспомощном безмолвии. По опыту Шпиндер знал, что растения распадутся в пыль при первом контакте, поэтому он решил возвратиться в Эмплос и привезти фотографическое оборудование.
Будучи не в состоянии оторвать свои мысли от удивительного видения, свидетелями которого они только что были, они оба шли молча. Внезапно Альтенхауэр остановился. Какая экстраординарная интуиция, спросил он, вела Шпиндера к тем растения, которые были полностью скрыты при взгляде с дорожки? Биолог улыбнулся и сказал: «Я польщён вашим высоким мнением относительно моих способностей, но в то же время я достаточно удивлён вашей бесхитростностью. Вы непременно должны знать, что в этом не было ничего удивительного. Лозоходец верит в движения лозы, но правда здесь в том, что помимо знания он имеет исключительно чувствительную реакцию на некоторые естественные вещи: цвета, запахи, виды почвы, формы растений, все вещи, которые обретают окончательные тонкие черты своей природы из-за присутствия воды под почвой. Словно лягушка с инстинктивным восприятием водоёма на расстоянии нескольких миль, он подсознательно различает разницу оттенков и размера, который были бы неощутимы для нас. И здесь же заключена истина для археолога, который „интуитивно чувствует“ скрытый под землёй храм под совершенно обычным вспаханным полем, и для ботаника, который „интуитивно чувствует“ присутствие параллельного цветка среди тысячи нормальных растений. Они оба считывают знаки, которые мало-помалу, путём постоянной привычки к специализированному наблюдению, выстраиваются на самых
