Закон отражения

«Вцепились, как клещи,» – сердито подумал Геллер. А вслух ответил:

– Я действую исключительно в соответствии с инструкциями, полученными от Императора. Разумеется, вы, господа, можете писать сколько угодно и кому угодно, но я хочу, чтобы вы знали: я все-таки в своем уме. И никакой личной инициативы.

Клейв Дисотто фыркнул.

– Извините меня, командор, но мне не кажется, что наш владыка мог отдать вам приказ собирать избитых баб со всей округи.

– Тогда напишите ему, – Геллер заговорщицки подмигнул, – напишите ему, дражайший мой Клейв, и продемонстрируйте, что вы усомнились в его воле. А теперь – прошу прощения.

Коротко поклонившись двум генералам, Геллер проскользнул между ними и нырнул в прохладу своего шатра – как раз в тот момент, когда лекарь окончил осмотр раненой.

Саэрм оказался на редкость расторопным и настойчивым малым, хотя, конечно же, само слово «малый» едва ли подходило к бывалому вояке. Когда Геллер и мечники прибыли в лагерь так и не двинувшейся с места армии, все было готово: шатер заново раскрыт, внутри – лохань с горячей водой, чистая постель, куски чистого полотна, а самое главное – личный лекарь генерала Райка, умудренный жизнью старик.

Ведьма не приходила в себя. Геллер позволил себе быстрый взгляд в ее сторону: кожа да кости, в чем только душа держится. Потом лекарь аккуратно накрыл ее простыней, уложил безвольные руки вдоль тела. Многозначительно посмотрел на Геллера и покачал головой.

– Что? Плохо дело?

– Плохо, – лекарь пожал сухонькими плечами, – сам видишь, что плохо, командор. Очевидно то, что она столкнулась с вампиром, но тот ей хорошенько еще и бока намял. Живого места не оставил. Но вот чего я не могу понять…

Он аккуратно приподнял руку ведьмы, всю в черных синяках и продолжил:

– Посмотри, Геллер. Пальцы и ладони довольно серьезно обожжены, но это не работа вампира. Видишь, какая странная форма ожогов? Подойди, подойди, не стесняйся. Девочка тебя не покусает.

Геллер приблизился. Ожоги и в самом деле казались очень странными: по круглому волдырю на подушечке каждого пальца – и такое же небольшой круглый ожог в центре ладони.

– Сама она, что ли, их себе наделала, – пробормотал лекарь, – на другой руке то же самое.

Командор пожал плечами.

– Ты лучше скажи, жить она будет? Я ведь не зря ее притащил, хоть ты мне поверь.

– Меня не интересуют ваши… гм… разногласия с моим господином. Думаю, она может пережить все это. Хоть и худая, но, видать, крепкая, не из неженок. Только вот…

– Что?

– Если помрет, не забудь, Геллер, отрубить ей голову, набить рот чесноком и в сердце вколотить осиновый кол, – скороговоркой выпалил лекарь.

Геллер невольно приподнял брови.

– Да-да, Геллер, я серьезно говорю. Укушенный нелюдью нелюдью и станет. Понимаешь ты это?

И, раскланявшись, лекарь покинул шатер.

– Только этого мне и не хватало, – пробурчал Геллер. Подвинув табурет, сел в изголовье походной кровати.

Ведьма по-прежнему пребывала в глубоком забытьи. Ее грудь чуть заметно вздымалась под простыней, и это служило единственным признаком того, что она еще жива. Геллер вздохнул. Что ж, сегодня армия уже никуда не двинется, но вот завтра, на рассвете… Придется переложить бедняжку в крытую повозку и приставить Саэрма, чтобы приглядывал.

Если она дотянет до утра.

За матерчатыми стенками полыхал закат, отчего, казалось, даже сам воздух в шатре стал нежно- розовым. Только лицо ведьмы оставалось белым и безжизненным, как фарфоровое личико дорогой куклы. Темно-коричневые ресницы слиплись стрелками, и это придавало ей еще более жалкий и страдающий вид.

Геллер встал и, стараясь не шуметь, начал избавляться от доспехов. Аккуратно сложил их на место, но меч далеко не убирал, полагая, что во время похода лучше держать его поблизости.

Он уселся в удобное раскладное кресло, вытянул ноги и принялся размышлять о том, как он отвезет ведьму Императору, и как она станет первой ведьмой, присягнувшей на верность властелину. Ну, а там, глядишь, и прочие за ней потянутся – Геллер был просто уверен, что нет ничего хорошего в такой жизни, которую ведут эти загадочные люди.

Да, он отвезет ее в Алларен… Тут, как нельзя кстати, Геллер подумал о том, что у ведьмы совершенно нет одежды. Не говоря уж об изысканном туалете, в котором она появится в императорском дворце, у нее не было даже нижней рубахи. Но тут он решил, что пусть она сперва хоть немного поправится, а уж потом можно и об одежде подумать.

Геллер еще раз посмотрел на бледное лицо молодой женщины, и оно показалось ему чрезвычайно приятным. Командор вдруг поймал себя на том, что думает, какие будут у ведьмы глаза, когда она их откроет, и это его рассердило.

– Если откроет, идиот. Все, что мог, ты для нее уже сделал. Остается только ждать.

От звука его голоса ведьма вздрогнула; ее губы зашевелились, и Геллеру пришлось наклониться к самому ее лицу, чтобы расслышать. Он услышал два имени – Глорис и Эсвендил, но женщина упорно повторяла их снова и снова, как в бреду. Потом вдруг смолкла, и дыхание стало глубже, ровнее.

«Кто бы это мог быть?» – Геллер уселся обратно в кресло.

Розовый закат угасал, в шатре темнело. Он подумал о том, что следует отдать распоряжения относительно ночевки, но потом махнул рукой – доблестные генералы прекрасно справятся и без сопливого мальчишки, ставшего командором исключительно по прихоти владыки. Устроился поудобнее в кресле и стал смотреть на белеющий во мраке профиль. Ведьма казалась жалкой, беззащитной и очень одинокой. В сущности, скорее всего, таковой она и была…

И Геллер сам не заметил, как задремал.

Они пришли неслышно – две высокие рыжеволосые девушки, похожие друг на друга, как две капли воды. У обеих была бледная чистая кожа, пунцовые, соблазнительные губы и глаза теплого темно- зеленого цвета. Геллер попытался вскочить и выяснить, откуда они взялись в его шатре и как миновали охрану – но куда там! Тело словно оледенело. Не шевельнуться, ни крикнуть… Магия, не иначе…

Не обращая на Геллера внимания, две особы неслышно подошли к постели, где лежала ведьма. Одна из них, осторожно, чтобы не побеспокоить больную, уселась на краешек кровати. Другая осталась стоять, скрестив руки на груди.

Та девушка, что сидела, положила ладонь на лоб ведьме.

– Ну, как ты, дорогая? Это было тяжелым испытанием даже для тебя. Мы все знаем.

Бледные губы раненой шевельнулись.

– Глорис? Ты… здесь… а где Эсвендил?

– Я тут, сестренка, – мигом отозвалась вторая девушка, – мы тебе поможем.

Лицо ведьмы болезненно сморщилось.

– Вы никогда… не оставите меня? Каждый раз… вы лишаете меня рассудка. Это так страшно… когда летишь в пропасть, и нет надежды…

– Отчего же? Надежда всегда есть, – мягко возразила та, кого назвали Глорис, – она есть даже для нас. Когда мы воссоединимся, то станем свободными.

– Мне больно, – прошептала ведьма, – мне больно и страшно. Вы отдали мне свою силу, но кто я? Я слишком одинока, чтобы быть хоть кем-нибудь…

Она открыла глаза – и Геллер увидел, что они такие же, как и у двух других девушек. А еще он увидел, что ведьма похожа на них – как третья капля воды на двух своих сестер.

– Не нужно, – сказала Эсвендил, – не говори так. Ты – Миральда. И ты значишь больше, чем