творчества, но куда впускал не всех сплошь и без разбора, лишь бы художник славился в настоящую минуту, а его творения были в моде и всеобщем ходу, как это происходит у большинства собирателей- любителей: он к себе впускал новых лишь по действительному убеждению и по искренней симпатии. Раньше галереи П. М. Третьякова уже существовали у нас галереи Прянишникова и Солдатенкова. Но какая между ними разница! У тех в галереях царствуют безразличие, всеядность, односторонние и бедные вкусы, в. его галерее широкий исторический взгляд, обширные рамки и горизонты, просветленный художественной мыслью и пониманием выбор. Во все двадцать лет существования Товарищества П. М. Третьяков шел рядом с ним, участвовал во всех его боях, счастьях и несчастьях и часто принимал на себя такие же удары невежества и тупой злобы, как и само Товарищество.
О Б РАЗ 'СТОЛЬ МУЧИТЕЛЬНОЙ ПРЕЛЕСТИ'
…русская жизнь осуществила изумительный парадокс: к нам в двадцатый век она привела художника, детство и юность которого прошли в XVI и XVII веках русской истории.
Василий Иванович Суриков (1848 — 1916) — автор исторических полотен и портретов. Родом из Сибири. Учился в Академии художеств. Член Товарищества передвижных художественных выставок. Его знаменитые картины: 'Меншиков в Березове', 'Боярыня Морозова', 'Покорение Сибири Ермаком', 'Переход Суворова через Альпы', 'Степан Разин', 'Взятие снежного городка'…
…Она — гонимая. Бежала, бежала и остановилась на полпути. Иссиня-темно-серая бархатная шуба, опушенная дымчатым мехом, теневыми складками контрастно очертила зябнущую фигуру. Стала явной беззащитная нежность. Девушка не растеряна, не испугана, хотя поза — защищающаяся, а пряди темных волос небрежно упали на лоб. Взгляд в никуда, может быть, в себя самое, печально размышляющий, выдает странно-спокойное состояние забытья. Вот подумает о чем-то, ни о чем ли, встанет и в омут с обрыва, или, стряхнув оцепенение, заживет спокойной жизнью. Прекрасная сумеречная женщина.
Техника исполнения этой акварели доведена мастером до виртуозности.
Я гляжу на акварель и с сожалением думаю, как иногда мешает осведомленность. Со слов очевидцев мне известно: однажды в дождливую пору художник сидел со своей семьей в крестьянской избе. 'Когда же было, где? — спрашивал себя Суриков, и вдруг точно молния блеснула в голове: — Меншиков, Меншиков в Березове'.
Мне известно: элегический образ станет трагическим. Девушка на акварели уже не поднимется, и самое страшное: не улыбнется. Она — Мария Меншикова, дочь светлейшего князя Римской империи, после смерти Петра I в результате дворцовых интриг сосланного в Сибирь, в Березов, с указом 'давать ему и жене и сыну и дочерям корму по рублю…'. Не нежной, почти прозрачной акварелью — маслом напишет Суриков Марию в картине 'Меншиков в Березове'. Прильнет она к своему отцу как к последней опоре. Пусть ненадежной и отчасти враждебной.
Она, очевидно, простила отца, бывшего пирожника и денщика, 'полудержавного властелина', мимоходом растоптавшего ее слезы и мольбы, любовь к Сапеге и отдавшего в невесты малолетнему Петру II. Что и было вменено последним Меншикову в вину наряду с попыткой представить его заморским агентом: '…дерзнул нас принудить на публичный зговор к сочетанию нашему на дочери своей княжне Марье…' И вот княжна Марья недоумевает: за что, почему, откуда пришла беда?.. Рядом с лицом отца, еще живущим остатками былой клокочущей энергии, ее матовое лицо — словно трагическая маска. Она отвернулась от мощной руки, вознесшей ее столь высоко и опустившей столь низко. А винит скорее себя, самосжигается за собственную уступчивость и нерешительность. Впрочем, что могла она, женщина начала XVIII века, все же не пирожникова — княжеская дочь?.. Уже некогда и не о чем сожалеть, только обрыв впереди. Похоронит отца, а вскоре в церкви, им срубленной, отпоют и ее…
Я снова возвращаюсь к акварели, она мягче, уступчивее, ближе сердцу, в ней есть надежда. А услужливое знание некстати напоминает: Марья Меншикова писана в 1882 году с жены художника, Елизаветы Августовны Шарэ. Через шесть лет ее не стало. Суриков горевал безмерно: '…за ней ходил, за голубушкой, все почти не спал… жизнь моя надломлена, что будет дальше, и представить себе не могу'. Стал задумываться, бросил живопись и уехал на родину, в Сибирь. Сибирь вылечила его душу.
Он вернулся и написал 'Взятие снежного городка'. Колорит этого хохочущего, искрящегося весельем полотна удал и радостен. Так ярко-ярко вспыхивает электрическая лампочка перед тем, как перегореть. Но Суриков выдержал испытание. Подтверждение тому — 'Горожанка', 'Переход Суворова через Альпы', 'Степан Разин'…
Акварель 'Старшая дочь Меншикова', этюд к большому полотну — как вдохновенная и порывистая запись трагедии, совершившейся и грядущей. Справедливо отмечали, что суриковские акварели — его личный дневник. Вот катит сероватые с зелеными всплесками волны Обь, вот зарисовки видов Москвы, сибирские пейзажи, итальянские акварели, наконец, портреты, отличающиеся тонким психологизмом и поэтичностью.
Великий исторический живописец В. И. Суриков — и легок и труден. Его замечательные акварели предшествовали мощным 'экспрессионистичным' полотнам и были самостоятельными произведениями искусства, показывая самые различные оттенки могучего таланта 'самого русского из русских художников'.
ХУДОЖНИКИ О ХУДОЖНИКАХ
Я. А. ТЕПИН о В. И. СУРИКОВЕ
…В Москве он почувствовал, что старая Русь — настоящий его путь. С 1878 года Суриков твердо сел на Москве. С этого времени, если он не шатался где-нибудь по Руси в поисках натуры, то проживал или здесь, или в Красноярске.
В 1878 году задумана 'Стрелецкая казнь'. Еще работая в храме Спасителя, Суриков часто заходил на Красную площадь, названную так по крови, на ней пролитой…
Высшая красочная нота в 'Стрельцах' дана белыми рубахами осужденных на смерть и горящими свечами в их руках, а низшая представлена черной позорной доской. Все остальное выдержано в гармонии серых и цвета запекшейся крови тонах, прекрасно передающих гул народной толпы и мрачный силуэт Василия
Блаженного. Узкая цепь, соединяющая враждебные группы, как бы дрожит. В беспокойной разорванности композиции — как бы рыдание. Мглистое осеннее утро покрывает картину холодными тонами. В этой первой же своей картине Суриков обнаружил свою стихию… Эти картины, написанные в течение 80-х годов, — трилогия страдания: казнь стрельцов, ссылка Меншикова, пытка Морозовой.
Суриков писал Петра, 'рассердившись'. Ему снились казненные стрельцы и распаляли воображение. 'Во сне пахло кровью'. Репин советовал ему заполнить виселицы: 'Повесь, повесь!' Но Суриков не послушался — 'красота победила'. 'Кто видел казнь — тот ее не нарисует'.
В 1883 году задумана 'Боярыня Морозова' в таком виде, как она выражена в эскизе у Цветкова: боярыню везут по Никольской улице по направлению к Красной площади, с виднеющимися вдали кремлевскими бойницами…
'Боярыня Морозова' — по тону, по цвету и свету и по цельности композиции, безусловно, выше 'Стрельцов' и всех следовавших за ними произведений Сурикова. Все ее качества достигнуты гениальными
