Арсентий Васильевич неторопливо перелистывал дело. Крупный человек был он – лежала на полированном столе огромная рука без двух пальцев, на виске синело пятно – след шахты. Очень большая, небрежно причесанная голова держалась на мощной шее прямо, глаза смотрели спокойно. Напротив Арсентия Васильевича сидели члены бюро – люди, равные сейчас ему по положению, – но читал первый секретарь углубленно, не торопясь – он работал.
– Мм! – чуть слышно подал голос Прончатов.
– Угу! – отозвался Анисимов.
Прочитав необходимое, первый секретарь поднял голову, закрыл папку, сняв очки, потер пальцами глаза. Лицо устало бледнело – верно, давали знать партийная конференция, новая область, холостяцкое еще житье. Арсентий Васильевич молчал. Сидели спокойные, прямые секретари, рисовал рожицы в дорогой записной книжке начальник КГБ; расстегнув две верхние пуговицы кителя, тяжело дышал генерал – начальник гарнизона; писал на клочке бумаги что-то редактор областной газеты; ожидающе держал папку в руках заведующий промышленным отделом обкома Виктор Андреевич.
– Послушаем промышленный отдел, – тускло и тихо сказал Арсентий Васильевич. – На сообщение пять минут!
Виктор Андреевич прокашлялся, раскрыв папку, повернулся к Прончатову и Анисимову. Потом он отпил глоток воды и снова прокашлялся.
– Начну с положительных сторон, товарищи! – сказал Виктор Андреевич. – Всем известно, что коллективы Тагарской и Зареченской сплавных контор занимают подобающе высокое место в соревновании сплавных контор Западной Сибири и даже страны. По итогам первого квартала Тагарская сплавная контора вышла на первое место, Зареченская – на второе!
Сказав это, заведующий отделом строго посмотрел на Прончатова, потом так же строго – на Анисимова, Было видно, что они ему не нравились, хотя заняли оба первых места в соревновании. И чтобы не было сомнений в этом, заведующий промышленным отделом обличительно сказал:
– Однако в апреле месяце коллективы сплавных контор резко сократили темпы работы. Особенно это чувствуется в последнюю декаду месяца, когда… – он зло мотнул головой, – когда требуется особо напряженная работа в условиях развертывания молевого сплава древесины и перевозок ее в баржах. Я должен информировать бюро обкома о том, что на сегодняшний день мы имеем отставание обеих сплавных контор в среднем на семь процентов от графика.
Виктор Андреевич громко захлопнул папку и сел на место, довольный тем, что говорил не пять минут, а минуту с хвостиком.
– Послушаем управляющего трестом! – опять тускло и тихо сказал Арсентий Васильевич. – На сообщение три минуты!
Управляющий трестом посмотрел на Прончатова и Анисимова, подумал что-то длинно и сказал задумчиво:
– Мне нечего добавить к сообщению Виктора Андреевича. Мне утром подавать сводку в министерство, а как? Шутка ли, когда по молевому сплаву отстаем. Как я буду говорить с министром?
Управляющий трестом сел. Опять напряглась в зале деловая тишина. Прончатов скосил глаза на Анисимова, дернул губой, убедившись, что тот все заметил и оценил, продолжал глядеть на первого секретаря, который снова бесшумно перевертывал страницы другой папки.
– Кто еще будет говорить, товарищи? – снова негромко спросил он.
И опять сразу никто не отозвался. Молчали члены бюро, молчал довольный собой заведующий промышленным отделом – все молчали. Тогда Прончатов, повозившись, опять скосил глаза на Анисимова, тот опять это заметил, но вида не подал.
– Мм! – промычал Прончатов. – Мм!
– Мм! – ответил Анисимов.
Они уже поняли, что бюро шло не так, как должно было идти обыкновенное, привычное им бюро. Все в зале было не так, но Прончатов и Анисимов не могли понять, что было необычного. Они только смутно чувствовали, что члены бюро относятся к ним почему-то не очень серьезно, что в их молчании заключается нечто тайное, подспудное. Шло ли это от манеры первого секретаря, шло ли от другого, они тоже понять не могли.
– Кто же будет говорить, товарищи?
– А что тут говорить! – сказал начальник КГБ, отрываясь от блокнотных рожиц. – Безобразники, и все! Бе-зо-браз-ники! – подумав, по слогам произнес он и, утыкаясь опять в блокнот, добавил: – Наказать! Наказать!
– Кто еще?
– Выговор без занесения в личное дело! – страдая одышкой, сказал генерал. – Работать они могут, но не хотят!
– Еще кто?
Прончатов и Анисимов незаметно от членов бюро переглянулись, снова испытующе посмотрели на первого секретаря – он по-прежнему читал дело. И по-прежнему молчал весь зал заседаний. Это было так странно, что Прончатов и Анисимов уже открыто переглянулись, откровенно удивленно посмотрели друг на друга. Все это так не походило на обычные напряженные, бурные бюро, что они почувствовали растерянность.
– Это же комедия! – пробормотал Прончатов.
– Мгу! – отозвался Анисимов.
– Значит, никто не хочет говорить? – спросил Арсентий Васильевич, снимая руки со стола. Ему никто не ответил, и первый секретарь встал. Он и за столом казался громадным, а теперь представился двухметровым. Арсентий Васильевич снял очки, потер усталые глаза пальцами. Синее пятно на виске виделось особенно четко.
