верить нельзя. В фирме, где оформляли визу, готовили загранпаспорт и улаживали все формальности, клялись и божились, что все прививки, сделанные их высококвалифицированным специалистом, за немалые, кстати сказать, бабки, дают стопроцентную гарантию от всяких лихорадок, микробов, экзотических болезней. Что же они кололи? Вероятно, глюкозу. А как же клятва Гиппократа?
Идти куда-нибудь в таком состоянии было просто глупо. Сейчас она не только Тюфякова, но и носки собственных кроссовок не увидит. Хорошо, что наш брат турист ни на кого, кроме себя, не полагается. Ядвига достала свою аптечку и проглотила целую горсть таблеток, предусмотрительно захваченных с собой.
Девушка забралась в свой гамак и уснула, проспав почти сутки. Проснулась, чувствуя себя гораздо лучше, только ужасно слабой. Может, все-таки прививки помогли? Фиг их знает. Покряхтывая, девушка сползла с гамака, достала пакет с нарезанными кусочками сыра и без аппетита пожевала. Она достала фляжку с водой, сделала пару глотков. Вода была мерзкой теплой, затхлой, как бочковое пиво на забытой точке в жаркую летнюю пору. Ядвига достала зеркальце и взглянула на свое отражение. Она невольно присвистнула. Увиденное впечатляло. Загорелая дочерна, изможденная островитянка с перепутанными волосами и измазанным лицом. Летайте самолетами «Аэрофлота», называется. Ну, Тюфяков, ну, погоди! Дай только до тебя добраться, ты у меня за все ответишь.
– Как исчез? Мать твою, да я тебя на кусочки порву, я тебя… Я тебя… О-ооо!!! А-ааа!!! У-ууу!!!
Вопли из кабинета с каждой минутой становились все сильнее и сильнее. Дзынь, хряп, плюх, шлеп! Секретарша загибала пальцы и шептала:
– Вазочка хрустальная, сервиз сербский, телевизор «Soni» с видиком, аквариум, настольная лампа…
На секунду за дверью сделалось тихо, девушка с облегчением вздохнула. Бить больше нечего, значит, сейчас успокоится, попросит чего-нибудь выпить и все. Не тут-то было, в кабинете снова раздались вопли, причем с той же силой. Девушка взглянула на белые круглые часы, висевшие на стене приемной. Это началось примерно минут пятнадцать назад. Ничего не предвещало такой бурной вспышки. С утра, наоборот, было очень тихо и спокойно. Ее шеф, известный в городе бизнесмен, уважаемый человек, кандидат в депутаты Аркадий Виссарионович Хрюкин, появился в офисе улыбающийся и даже радостный.
Он вошел, насвистывая свою любимую песню, слов которой секретарша не знала. Вернее, никогда не слышала, потому что на ее долю пионерского детства не досталось. Дитя Перестройки, она не была ни октябренком, ни пионеркой. А песенка была самая что ни на есть пионерская: «Взвейтесь кострами, синие ночи», только девушка этого не знала. Однако успела изучить привычки шефа. Если Аркадий Виссарионович насвистывает эту мелодию, значит, сегодня можно уйти с работы пораньше или попросить прибавки к жалованию, или…
– Доброе утро, Катюша, – поздоровался директор, остановившись перед столом секретарши. – Молодость, молодость. Вы хорошеете с каждым рабочим днем. По-моему, нам пора познакомиться поближе, так сказать. Почитать вместе классиков… Как вы относитесь к классикам? – пошутил шеф.
Катюша мило покраснела от удовольствия и, кокетливо откинув прядь за ухо, произнесла:
– Ой, Аркадий Виссарионович, что вы говорите, я с удовольствием…
Кто такие классики, она не знала, так как в школе была занята чтением только одной литературы – толкового словаря по «Камасутре», до всего остального руки, вернее, голова не доходила. Катя, дитя своего времени, предпочитала заниматься любовью, а не читать о ней. На курсах секретарей классическая литература в программу тоже не входила. Здесь обучали совсем другой азбуке: как сварить кофе, как правильно его подать, как облегчить существование шефа во всех смыслах этого слова. Ну и сверх программы, давали азы машинописи, работы на компьютере и всякой фигни, не обязательной для хорошенькой секретарши. Машинопись, стенография и прочая дребедень обязательна для тех, кто не вышел ни рожей, ни кожей. Чего о Катеньке сказать было никак нельзя. Она уже в третьем классе стала Мисс Начальная Школа, потом Мисс Средняя Школа, потом Мисс Выпускной Класс, потом Мисс Самый Большой Супермаркет Города.
Сами понимаете, что с такими данными девочку переводили из класса в класс за красивые глаза, какие уж тут классики и современники. Ну а среди прочих призов супермаркет обеспечил Катеньку бесплатной учебой на курсах секретарей-референтов в самой престижной школе города Ферска. Престижной она была потому, что именно здесь был самый высокий процесс «выходимости» замуж секретарш за своих шефов. А, как говорится, плоха та секретарша, которая не мечтает стать женой своего шефа.
Так вот, в то утро Катерина, как ей показалась, дождалась своего звездного часа. Шеф обратил внимание на ее «образование». Находясь в предвкушении интимного ужина, девушка не обратила внимание на частого посетителя, можно сказать, почти друга Аркадия Виссарионовича, господина Бенедиктова Аскольда Варлаамовича. Господин Бенедиктов промчался мимо Катеньки, не сказав ни слова, хотя обычно отпускал комплименты, приглашал прогуляться при луне или в консерваторию. Что делать в консерватории (консервы есть, что ли), Катерина не знала, потому отказывалась. Эти приглашения стали традиционными, но сегодня традиция была нарушена в первый раз за все время работы Катеньки. Аскольд Варлаамович, бледный, тяжело дышащий, ринулся прямо в кабинет, игнорируя девушку. Секунд тридцать за дверями его стояла гробовая тишина, а потом началось это…
Причина такого необычного поведения была скрыта от секретарши, но мы-то с вами, дорогой читатель, можем догадаться, чем оно было вызвано. Конечно же, исчезновением Тюфякова вместе с содержимым его чемоданчика.
Сообщение о том, что Роберт не долетел до Южной страны, Бенедиктов получил накануне. Ему позвонил человек, который должен был встретить Тюфякова в аэропорту. Куда делся этот урод, было неизвестно. Бенедиктову удалось узнать только одно, что этот придурок опоздал на самолет, но пересел на другой и все… На самолет-то он сел, но из него не вышел.
Полтергейст, блин. Главное, самолет, что в наши дни большая редкость, согласитесь, долетел нормально, а вот Тюфяков не долетел. Аскольд Варлаамович заплатил бешеные бабки, чтобы выяснить на чем улетел этот лох, это… Дальше эпитеты носили нецензурный характер и мы решили опустить их, чтобы не смущать читателя. Что с ним стало дальше, было неизвестно. Это был спецрейс, все материалы носили гриф «секретно» и были спрятаны в архивах, близких к ФСБ. Тут уж деньги были бессильны, а связями на таком уровне Бенедиктов не обладал. Они находились в компетенции только Аркадия Виссарионовича. Самое ужасное было в другом, почему-то напрочь отсутствовал сигнал маячка – что-то разладилось в хитром механизме, который должен был улавливать сигналы из чемоданчика. Где сейчас может быть Тюфяков, Бенедиктов даже не догадывался. Его, правда, заверили, что коробочку можно починить. Для этого необходимо достать кое-какие механизмы, но на это нужно было время. А времени у Бенедиктова не было.
Попрощавшись поутру с семьей, любовницей, составив завещание, Бенедиктов поехал к Хрюкину сообщать о пропаже Тюфякова, а главное, заветного чемоданчика с камушками. Что случилось дальше, вы уже в курсе.
Хрюкин в первую минуту не понял, в чем, собственно, дело, при чем тут какой-то Тюфяков, потому что Бенедиктов шептал что-то невнятное трясущимися губами. Но когда до него дошли масштабы случившегося…
Хрюкин с некоторым садистским удовольствием метал в голову Бенедиктова тяжелые предметы. Тот делал слабые попытки уклониться от летящих снарядов, прикрывая голову руками и слегка пригибаясь. Оказывать активное сопротивление взбешенному главе «тропистов» он не решался. В конце-концов, тяжелых предметов в кабинете оставалось все меньше и меньше, господин Хрюкин (или его дизайнер) был сторонником примитивизма в интерьере. Бенедиктов мысленно вознес хвалу Господу за того мудрого неизвестного художника, который заботливо освобождал от лишних вещей кабинеты заказчиков.
Бенедиктов уже почти не боялся. Самое страшное произошло, он поставил шефа в известность о случившемся, сейчас нужно было переждать бурю. Что в конце-концов и случилось. Гнев Аркадия утих, силы иссякли. Он устало присел в кресло, вытер широкое потное лицо белоснежным платком со своими инициалами, достал трубку, набил ее табаком и закурил. Бенедиктов наблюдал за этими манипуляциями не шелохнувшись, молча. Он знал Хрюкина еще в те времена, когда тот был не господином, а просто уркой по
