открыл дверь большого белого друга человека, сиречь холодильник и застыл в немом изумление. Холодильник был до самой верхней полки до отказа забит всякими продуктами. Костик сглотнул слюну, увидев на самом низу упаковку пива и пару бутылок какой-то импортной водки.
«Нет, нельзя. Ну если попробовать, так чуть-чуть. Не смей… Ну если немножечко, тогда…» Совесть сдалась без особого сопротивления. Костик заглянул в хлебницу аккуратно отрезал ломотище батона, достал початую банку с красной икрой, шпроты и палку колбасы. Поискав глазами посуду, увидел за стеклом одно из полочек рюмашечки, достал и плеснул граммов сто холодненького живительного напитка. Затем он уселся за стол, намазал себе многослойный гурманский бутерброд. Первый слой масло с икрой, второй – шпроты, третий – кусочки копченой колбасы, четвертый – снова икра. Крепенькие шарики катались по зубам, приятно хрустели. Кусочки копчененькой колбаски были приятнотвердыми, а шпроты мягкие, маслянистые, ароматные… Доев бутерброд, Костик решил для себя раз и на всегда: «Так он будет жить всегда», разумеется как только найдет марку. А ради нее он готов отречься от собственных принципов, наступить на горло ближнему, и даже… убить, если понадобиться.
Теперь нужно было где-нибудь затаиться, чтобы по возвращению Михеича, выслушать отчет о проделанной работе. Сивухин вернулся в спальню, где посапывала Мерзеева. Спрятаться в шкафу? А вдруг Михеичу нужно будет переодеться? Встать за портьерой?, банально, да и в глаза бросается. За столом? Сивухин попытался пролезть под массивный письменный стол, но вместе со стулом на колесиках им вдвоем там было мало места. Оставалось одно место – под кроватью. Сивухин обошел кровать со всех сторон. Для такого худого человека как Сивухин залезть туда труда не составляло. Здесь все будет слышно. С кровати до самого пола свешивалось тяжелое покрывало, скрывающее спрятавшегося от посторонних глаз. Хозяину и его госте лезть под кровать незачем. Решено, «наслухательный» пункт будет здесь.
Костик вернулся на кухню, вял с собой пару банок пива. Пакет чипсов, кусок копченого окорока, пачку крекеров и огромный апельсин. Сивухин рассудил, что Михеич не заметит недостающих продуктов, при таком обилии, нужно было вешать в холодильники опись, чтобы точно знать, сколько и чего здесь было. Потом, вряд ли сам Георгий Михеич занимается закупкой продуктов, готовкой и стиркой. Наверняка у него есть приходящая домработница, она и только она одна знает чего и сколько там было. Конечно же она не станет спрашивать куда девались чипсы, батон, колбаса и пиво?
Короче, Костик собирался под кровать как на пикник. Устроился он там вполне комфортно. Мягкий удобный ковер с пушистым ворсом от которого сразу стало жарко. Костик положил под голову маленькую подушечку, снятую с одного из кресел и приступил к трапезе. Нет, определено, ему нравилось следить. Это оказалось не только интересно, но и питательно. Сивухин пожирая свои припасы, незаметно для себя задремал.
Проснулся он от того, что потолок в его комнате начал рушиться, прямо ему на голову. На Сивухин стали наваливаться балки перекрытия и он открыл глаза. Было темно. Голова упиралась во что-то тяжелое, но мягкое. Сверху раздавались голоса. «Наверное, я уже в раю, – подумал Костик. – Какой же я идиот, предлагали переехать. Умереть так нелепо… А почему это в раю так темно и тесно?»
Сивухин прислушался к голосам ангелов. Их было двое мужчина и женщина. Ангелы любезничали между собой.
– Кошечка моя сиамская, пампушечка моя украинская… – ворковал ангел с мужским голосом подозрительно тяжело дыша.
– Пупсик мой, пусеночек, иди ко мне… – точно таким же тоном говорил ангел с женским голосом.
«Вот это да, кому рассказать, никто не поверит. Ангелы тоже делают это?!» – чуть не прыснул со смеху Костик Сивухин.
– Ниночка, радость моя, сначала дела – а потом забавы, – произнес вдруг ангел голосом Михеича.
Сивухин сразу же вспомнил, где он и что с ним произошло. И никакое-это не землетрясение. Просто, кровать над головой Сивухина прогнулась под тяжесть Нины Михайловны и Михеича.
– Значит так, все мои парни про этих голубей выяснили. Список явно у них. Марки пока еще нет. После того, как твой зятек встретился с дружбаном они в музей Краеведения поперлись. Там выставка: «Печатные издания Советской эпохи». Что это за хрень такая я не знаю, и разу там не был. Купили они билеты, в музее пробыли минут тридцать. Тут мои орлы маху дали, им бы за ними внутрь войти… Ну да ладно, я так думаю они туда не пописать пошли. Мы с тобой сами туда подъедем.
Мерзеева, перевернувшись на кровати, так что чуть не снесла сеткой кровати остатки волос с головы Сивухина, капризно, изображая из себя девочку, произнесла:
– Жоржинька, что прям сейчас поедем? Ниночка хочет ням-ням и кусь-кусь…
Ням это понятно, что означало кусь-кусь можно было догадываться.
Однако, Михеич не отвлекаясь, продолжил свой рассказ.
– Потом эти два придурка отправились, ни за что не отгадаешь куда.
– В библиотеку, наверное, – лениво ответила Нина.
– Ага, почти. В психушку. Знаешь такую больницу имени товарища Фрейдюнгова?
– Ну ты Жоржинька даешь, откуда я могу такую больницу знать, что я по-твоему ненормальная? – обиделась Мерзеева.
– Ладно, ладно, детка, я ничего такого в виду не имел…
«Ни фига себе детка, – подумал Костик, – Килограммов сто будет это точно.» Лежать, придавленным к полу сеткой кровати, было не очень удобно. К тому же, на пыль под кроватью у Костика началась аллергическая реакция, в носу защекотало, в горле запершило. Хотелось чихнуть и прокашляться. А как известно, то чего нельзя, того больше всего и хочется.
– Ну и что они с этой психушки делали?
– Не знаю. Ладно в музее, может там купили номера твоего журнала. Но вот психушке они зачем? Может они просто почувствовали слежку и нам мозги запудрить решили? Наведаться все же туда не мешает. Один из моих парней с сестричкой там шуры-муры завел и через нее узнал, что искали они главврача. Во только зачем? Вопрос.
– Ну, а оптом? – спросила Мерзеева, которой порядком надоели рассуждения Михеича.
– Потом домой вернулись.
– Слушай, а если эти твои орлы такие крутые, почему они список не отобрали?
– Все не так просто. У Петьки просто талант, карманника-щипача. Он как этот… Гапанини на одной струне…
– Паганини, – поправила Мерзеева Жоржика.
– Да ладно, Паганини, Маганини, какая разница. Петька одной рукой может и сумочку разрезать и все аккуратненько вытащить и обратно пустой кошелечек уложить. Из любого места. Не было при них списка. Они твоего Лоховского прощупал и Макса этого. Напасть конечно можно, это не сложно. Только зачем нам к себе внимание привлекать. Пусть они думают, будто такие умные…
Сивухин лежал под кроватью ни жив ни мертв, он боялся чихнуть и тем самым выдать себя. Ему бы тихонечко здесь долежать и уйти незамеченным, с такой-то информацией… Надо дождаться подходящего случая, может они есть пойдут или еще что.
Есть они не пошли, за то… Пока они занимались этим самым «еще что», под страстные стоны и ритмичное позвякивание пружин кровати Сивухин тихонечко выполз из-под своего убежища и незамеченный по пластунски, как ящерица, ловко выполз из спальни. Крадучись он добрался до входной двери и почти бесшумно открыв ее, выскользнул на лестничную площадку. Адью, любовнички. Теперь вы мне пока без надобности.
Костик спустился во двор, где к большому дубу толстой цепью был прикован велосипед. Костик процитировал известную с детства фразу Пушкина: «На дубе том златая цепь, и днем и ночью кот ученый все ходит по цепе кругом…» Он пошарил по карманам в поисках ключика. Ни в брюках, ни в куртке его не оказалось. Сивухина прошиб холодный пот. Неужели оставил под кроватью в спальне? Как теперь освободить от оков средство передвижения? Сделать это надлежало как можно быстрее, пока во двор не спустились Михеич и Мерзеева. Стоящий возле дуба Сивухин был слишком заметной фигурой, чтобы ее обратить на него внимание. Да и потом, велосипед надлежало вернуть на место, поближе к хозяину. Одно дело взять на прокат, другое – с концами. Это дело подсудное. А если принимать во внимание его напряженные отношения с Зиночкой…
Нервы начали сдавать, Сивухин опустился на колени перед замком, пытаясь открыть его булавкой.
