закоулкам, коридорчикам и тупичкам флигеля. Ему всюду мерещились буйнопомешанный и маньяки, скрывающиеся в кладовых, за дверями, поджидающие его с ножами и веревками-удавками. В голове завертелись картинки одна ужаснее другой, припомнились все виденные триллеры про ненормальных.
– Караул! Помогите! Люди! – заорал он, не выдержав напряжения, во всю мощь своей глотки.
Ближайшая к нему дверь отворилась, и на пороге появились удивленный Макс и Гамлет Иванович.
– Что случилось?! – в один голос произнесли они.
Лоховский покраснел, он готов был провалиться сквозь землю от стыда. Он что-то невнятно промямлил в свое оправдание.
В кабинете раздался звонок и Гамлет Иванович поднял трубку.
– ты чего, с катушек съехал? – злым шепотом произнес Максим. – Я уже у него про музей и журналы спрашивал, а ты?… Лучше бы я один пошел, с тобой только проблемы…
Максим не успел продолжить, так как на пороге снова появился Гамлет Иванович:
– Извините, у меня пациент срочный. Давайте я вас пока в музей провожу, а поговорим мы минут через двадцать-тридцать. Заодно весь наш комплекс покажу и расскажу о методике.
Музей располагался в другом конце флигеля, Это была огромная комната, с портретами здоровенного бородатого мужика (Гамлет Иванович своей бородой смахивал на своего великого коллегу), книгами господина Фрейдюнгова, цитатами из его работ, мини-макетами и прочей ерундой, традиционной для таких мемориальных помещений.
– Постой, у дверей, – приказал Максим, – а я тут пошурую. Свистнешь, если что.
Филимон безропотно встал у дверей, готовый в любую минут подать сигнал. Вот только свистеть Филимон Аркадьевич не умел, как-то в детстве не пришлось, а потом учиться этому вроде было без надобности. Лоховский попытался было свистнуть для тренировки, но вместо громкого и боевого «фьють», получалось какое-то едва слышное гадючье шипение «фшшшш». Упражнение настолько увлекло Лоховского что он не заметил как в коридоре появился главврач. К Максиму в комнату возвращаться было поздно. Но делать что-то было надо. Филимон Аркадьевич, глядя прямо в лицо Гамлету Ивановичу, заголосил первое, что пришло ему в голову, любимейшую вещь из репертуара совей тещи: «М-меня не л-юююбишь ты, так что жжжж!»
В музей что-то упало на пол, раздались быстрые шаги Максима.
– Ты что, сду… – тотчас же оборвал он себя, заметив приближающегося Гамлета.
Гамлет Иванович профессионально-пытливым глазом всматривался в лицо Лоховского. Он отозвал в сторону Максима и спросил:
– Вам не кажется, что ваш приятель странно ведет себя? У него какая-то неадекватная реакция на самые простые вещи? Вам надо его специалисту показать.
– Ничего, доктор, не беспокойтесь. Просто он в любительском театре играет, сейчас роль для «Палаты номер шесть» репетирует. В образ так сказать входит.
– В образ, так в образ… Пойдемте я вас окрестности покажу.
Максим, Филимон и доктор Гамлет вышли во двор.
– Ну что? Нашел? – едва шевеля губами, спросил Филимон Аркадьевич?
– Нет, запел ты не вовремя. – точно так же ответил ему Максим. – Я уже почти добрался до журнала… Как бы нам здесь остаться, ладно придумаем что-нибудь. Я на всякий случай, там окошко приоткрыл.
Гамлет Иванович с упоением рассказывал о тракторной мастерской, свиноферме, показывал довольно комфортабельные палаты, зимний сад. Больные, вернее пациенты, так и только так, были очень похожи на нормальных людей. Каждый был занят своим делом. И только одно отличало их от тех, кто находился там, за забором… На появление новых людей они совершенно никак не реагировали, замечая только доктора. Экскурсия подходила к концу.
Возвратившись в кабинет к главврачу, Максим спросил:
– Гамлет Иванович, мне заказали серию статей о вас и вашем учреждении, хотелось бы пообщаться с б… пациентами, пожить их жизнью. Так сказать, взгляд изнутри, дня два… Если хотите можем оформить это так, будто мы пациенты.
Гамлет Иванович протестующе закачал головой:
– Что вы, что вы! Это нарушение вех должностных инструкций…
– Гамлет Иванович, вы ведь сами жаловались на недостаточное выделение средств из местного бюджета. Вам нужны вливания на федеральном уровне… В конце концов о вас и этой методике должен узнать весь мир. Вы только представьте, как после моих репортажей с вами свяжутся ученые всего мира, деньги потекут сюда рекой, вы продолжите исследования… А Нобелевская? Вам гарантирована Нобелевская. Они ведь про вас ничего не знают, если бы знали, давно вручили… Тем более, что мы можем отметить празднование в вашем учреждении этой даты. Наверняка у вас заготовлена программа.
– Ага, праздничный ужин, концерт, фейерверк, – машинально ответил доктор.
– Тем более. Это наверняка будет иметь потрясающий лечебный эффект, вряд ли есть прецеденты…
Максим умел убеждать.
Через двадцать минут в подведомственной Гамлету Ивановичу лечебном учреждении появились два новых пациента, которые должны были пройти здесь обследование. Об этом говорилось в двух папочках с именами пациентов.
Сидя в огромной столовой с высокими стрельчатыми потолками, напоминающими Лоховскому трапезные в каком-то монастыре, рядом с другими пациентами в одинаковых костюмах-пижамах, друзья тихонечко препирались.
– Я вас предупреждал, Максим, – снова перейдя на «вы», говорил Филимон Аркадьевич, – Я в психов играть не собираюсь. Я нормальный человек, мое место не здесь.
– А мы все здесь нормальные люди, брат, – вдруг обратился к Лоховскому больной, сидящий за столиком сзади него. – Но все мы находимся здесь. Ты привыкнешь, потом еще Гамлету Ивановичу благодарен будешь.
Филимон вздрогнул и испуганно посмотрел на пациента. Мужик как мужик. На вид вроде нормальный и рассуждает здраво. Он хотел ответить, но тут сосед отвернулся и громко залаял. Филимон Аркадьевич вздрогнул и придвинулся к Максиму поближе.
– Вот видите, видите. Я не могу тут находиться, я сума сойду, – горячо зашептал он Максиму.
– Трудно сойти сума, в сумасшедшем доме, – философски заметил старик в профессорских очках и козлиной бородкой, сидящий напротив Филимона Аркадьевича. С виду старик походил на нормального, только одет был почему-то в женский халат с цветочками. А на голове у него красовались самые настоящие бигуди. Как они держались на коротко стриженых волосах, оставалось загадкой.
– Здесь ни у кого нет ума, а значит, сойти с него невозможно. Сойти вообще можно только с дистанции, с с лестницы, с… – продолжил свой монолог сумасшедший профессор.
Тут уж не выдержал Максим он встал из-за стола, увлекая Филимона в коридор:
– Послушайте, вы, амебоподобное существо. Вы в конце0концов втянули меня в эту историю с маркой. Вы Филимон Аркадьевич, – в гневе Максим тоже перешел на «вы». – Отступать некуда. Столько сил и времени потрачено. Так, что вы будете выполнять мои инструкции и если понадобиться полететь за маркой на луну, полетите. По-нят-но? – почтит по слогам, для большей доходчивости произнес Максим. – Если так уж боитесь психов, ни на шаг не отходите от меня. Вечером мы проникнем в музей и уйдем отсюда. Ясно?
Лоховский кивнул головой. Конечно, Макс был прав, малодушничать в сложившихся обстоятельствах было нельзя.
– А сейчас пойдем прогуляемся, посмотрим, как подобраться к музею.
Приятели облазили все углы и закоулки, нашли место как выскользнуть из «санатория», придумали как забраться внутрь. Оставалось дождаться ночи и… Им то и дело попадались пациенты, занятые своими делами. Народу было много. Персонала тоже хватало. Ни те, ни другие внимание на парочку не обращали. Если честно, все происходящее напоминало какую-то коммуну, а не «психушку» в традиционно смысле слова.
Вечером в учреждении был концерт силами пациентов. Каждый мог и хотел выступить со своим номером, значит мероприятие затянется часа на два, если не больше… Высидев минут тридцать, Максим и
