Гришки Нищина сорвалась с места, как выпущенный из пращи камень, а потом со скрежетом врезалась в багажник «Мерседеса».
Толстяк-хозяин подскочил на месте со шлангом в руке и бросился к безмятежно и пьяно улыбающемуся Мыскину, который выходил из машины, зажав в руке бутылку пива — последнюю, которая оставалась, — и на бегу заорал:
— Стоять, чмо!!
— Да я никуда и не бегу, — спокойно сказал Аскольд. В воздухе мелькнул мощный кулак возмущенного мерседесовладельца, но по странному стечению обстоятельств он разминулся с ухмыляющейся физией вышедшей в народ «звезды»; Принц резко рванул дверь «Жигулей» от себя, и толстяк с подбитой коленной чашечкой подпрыгнул на месте от боли, словно исполнял ритуальный каннибальский танец, и тут же получил мощный удар прямо в причинное место и, согнувшись, упал на теплый асфальт.
— Заправься, — сказал Андрюша, меланхолично подбирая с земли выроненный счастливым владельцем «Мерса» шланг и засовывая в перекошенный от боли рот толстяка. — Жалко, бензин еще не пустили. Как говорится, кушай яблочко, мой свет, благодарствуй за обед.
Мыскин выпучил на Аскольда глаза, а потом захохотал.
— Слышь, ты… жирный. В качестве компенсации можешь забрать этот копеечный лимузин. Дарю, — сказал Аскольд, присаживаясь на переднее сиденье расквашенной «01» Гришки Нищина. — Дал бы тебе ключи, да у самого нет. Пойдем, Алик.
Он хотел было встать, но тут произошло что-то странное. Он судорожно вцепился пальцами в бардачок, всадил в пространство перед собой какой-то ополоумевший мутный взгляд, а потом в криком: «Какая же я сука… сука!!. сука!!!» — несколько раз ударил обоими кулаками в лобовое стекло «копейки» так, что на суставах выступила кровь. Аскольд ткнулся лбом в бардачок и, содрогнувшись всем телом, вдруг зарыдал на глазах оторопевшего Мыскина — зарыдал жутко, без слез, с раздирающими горло хрипами.
— Да ты что? — пробормотал Мыскин, касаясь его. — Э… Андрюха… что это за плачи Ярославны на Путивльской стене?
Тот опомнился так же молниеносно, как поддался этой необъяснимой и мгновенной истерической слабости. Выпрямился, шевельнул сухими губами, и беззвучное это движение в глазах Алика, умеющего читать по губам, сложилось в короткую фразу:
«Мне страшно… я не могу.»
Алик хотел что-то сказать, но тут вмешался корчащийся на земле амбал.
— Я тебя, сука, из-под земли достану, — выдирая изо рта шланг, с трудом невнятно проскрежетал он. — Я тебя… блина…
— …на шашлык с аджикой переработаю, — договорил Аскольд, с лица которого сдуло следы короткой и непонятной истерики точно так же, как ветер срывает тополиный пух. — Замечательно… встретимся в шесть часов после войны, как гов-варивал бравый солдат Йозеф Швейк, беседуя с сапером Водичкой после того… как их выпустили из-под ареста за избиение лиц венгерской национальности!
Аскольд уже вылез из машины и стоял с бесстрастным лицом. Потом подошел к амбалу и со всей дури ударил его ногой под ребра. Тот сдавленно захрипел, и Аскольд, увлекая за собой Мыскина и виляя между машинами, побежал с заправки…
История с тараном и последующим великодушным дарением машины имела впечатляющее продолжение. Когда на место происшествия прибыла милиция — а прибыла она почти тотчас же, т. е. через десять минут — выслушавший пострадавшего от произвола хозяина «Мерседеса» лейтенант попросил его проехать в отделение и написать заявление.
В отделении справились касательно «подаренной» таким великолепным образом автомашины ВАЗ- 2101 и выяснили, что не далее как сегодня этот автомобиль поступил в особый каталог по факту угона…
— Веселые парни, — сказал толстенький инспектор, беспрестанно смахивающий пот с короткой красной шеи, — повезло вам, гражданин. Могли ведь обидеть и посерьезнее…
— Посерьезнее? — заорал толстяк. — Да ты че мне тут втираешь, ментяра? У меня «Мерс» новый, недавно купил, е-мое! А ты мне тут гонишь — могло бы быть серьезнее!!
Лейтенант пристально посмотрел на обиженного гражданина. Потом приложил к плохо выбритой щеке ладонь и задумчиво, нараспев, почти нежно, проговорил:
— «Мерс», говоришь, новый? Помяли тебе? А почки с печенью у тебя тоже новые, мужик? А то смотри…
Толстяк захлебнулся от возмущения и хотел было что-то возмущенно вещать, но лейтенант уже повернулся к нему спиной и крикнул кому-то:
— Ну что, Колян, посмотрел, чья тачка? В угоне числится, да? Чья?
— Числится. Сегодня только поставили. А купил ее мужик только вчера, если не напутали. Тут фамилия хозяина этой машины такая смешная, — ответил дэпээсник Колян, — Нищин, Григорий.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. ПРИНЦ И МЫСКИН У МЕНТОВ
После приключений на автостоянке Аскольд сел на пыльной обочине и разразился градом ругательств. Кажется, он уже пожалел о своем опрометчивом поступке, продиктованном ему оскорбленным тщеславием. Алик присел с ним рядом и принялся его утешать:
— Да ладно тебе, Андрюха… все равно от этой тачки надо было избавляться. Ее, поди, в угон поставили… могли спалиться на ней.
Аскольд повернулся к Алику и буквально заорал на него:
— Кто спалится — я? Да мне бы только до этого чертового дядюшки дозвониться, и все эти менты припухнут!
— Вот именно, что если бы… ментов… — пробормотал Мыскин, а потом вдруг воздел к темнеющему, словно перед грозой, предвечернему небу указательный палец и воскликнул:
— А ведь это мысль! Менты!
— Ты перегрелся? — участливо поинтересовался Андрюша Вишневский.
— Да нет!
— В смысле — что там о ментах?
— А в том смысле, что они могут нам помочь. С паршивой овцы хоть шерсти клок. Ты подойди к ним, представься, попроси как-нибудь подбросить… в-общем, денег посули. Они это дело любят, деньги. Правда, у меня их нет, так ты скажи, что по приезде в Москву… сельские менты — они сговорчивые, если им наобещать.
Если бы Алик был немного потрезвее, он не стал бы предлагать подобного. Да и Аскольд не рискнул бы применять советы Мыскина на практике. Но так как оба путешественника адекватным восприятием действительности не страдали, то они незамедлительно отправились в ближайшее отделение милиции, которое указал им пыльный старичок в драных трико.
Этим пунктом оказалась будка ГИБДД, сиротливо торчащая на обочине шоссе, уходящего куда-то на северо-восток. Возле нее торчало три машины ДПС, Кам АЗ-«дальнобойщик» и две инормаки, возле которых сеутилось несколько ментов. Аскольд и Мыскин, не глядя на них, прошли в будку. Здесь они нашли лейтенанта, с крайне умным видом сидящего за постовым компьютером. Впрочем, каков был лейтенант — пузатенький, лысеющий, беспрестанно смахивающий с шеи пот — таков был и компьютер, которому было далеко и до первого «пенька». То есть «Пентиума-100». Играло радио, и что характерно, оттуда раздавались звуки одной из наиболее известных композиций Аскольда. Это ободрило Андрюшу и Алика.
Аскольд густо прокашлялся. Мент повернулся к нему и проговорил:
— Что такое?
— Гражданин автоинспектор, — поспешно заговорил Алик, боясь, как бы Андрюша со своими великосветскими приемами не отмочил что-нибудь из серии «да как вы смеете не помогать мне — мне-е-
