который полковник предпочитал любым французским, и, «прожонглировав» по пятьдесят граммов (по выражению Алика Мыскина), Котляров и Сережа Воронцов закурили сигары. Сережа не курил, но иногда его тянуло и на табак.
— Я так понимаю, ты пришел сообщить мне что-то серьезное, — сказал Кондор. — Хоть мы и виделись недавно, месяца полтора назад. Все-таки я убежден, что ты не мог прийти просто так. Повидать своего старого командира.
— Вы совершенно правы, Георгий Павлович, — подтвердил Сережа. — И так глобально я еще не влипал. Даже когда меня сунули в Чечню, я так не боялся.
— Ну… если это говоришь ты, то я даже боюсь предположить, что ты там такое натворил.
— А догадаться несложно. Вы в курсе последних сегодняшних новостей?
Котляров прищурился на него и налил еще коньяку.
— Нет… а что случилось?
— Убит Вишневский.
— Какой Вишневский? Уж не…
— Да, тот самый. Король алюминия и нефти. Роман Арсеньевич Вишневский, олигарх, член Госдумы.
Котляров перекосил лицо в кривой усмешке и перебил Сережу:
— Ну, будет мне все его регалии перечислять. И без того знаю. Но… — Сумрачное, скованное беспощадной выдержкой лицо Кондора чуть дрогнуло, когда он договорил:
— …но только не вздумай говорить мне, что ты имеешь ко всему этому какое-то отношение.
Сережа покачал головой, а потом произнес:
— Вот именно. Вот именно. На меня хотят повесить его убийство. Или я так думаю, что хотят. Но я не убивал его.
Котляров задвигал шишковатым лбом, мрачнея:
— Ну вот что… выкладывай, Воронцов. Если ты хоть бочком задел все это, то сейчас тебе не позавидовал бы и Усама бен-Ладен. Рассказывай, брат.
Сережа шмыгнул носом и заговорил:
— Самое интересное, что влип я именно из того, что вы, Георгий Палыч, считали самым у меня существенным недостатком.
— Это от чего же?
Сергей с силой провел ладонью по псевдо-седым волосам и резко бросил, выдохнул — как бросился с головой в холодный, мутный, завораживающий омут:
— От актерства. Все началось с того, как некто Фирсов и Романов предложили мне…
— Фирсов и Романов? — перебил его Котляров. — Звучные фамилии. — И полковник два раза дернул щекой, опять вызвав у Сережи богатый поток асоциаций: — Звучные фамилии, звучные. И что же тебе предложили эти?…
Два часа истекли тяжелыми янтарными струйками свечи, стоявшей на столе, за которым сидели Сережа и Котляров. Последний был отнюдь не так оживлен и не так изощрялся в мимических роскошествах, обусловленных нервным тиком. Он был мрачен. Котляров глубоко затягивался и выпускал дым уже не щегольскими колечками, а густыми синеватыми струями. Время от времени он бросал недобрые взгляды на сидевшего на стуле Воронцова. Сергей уже успел освободиться от большей части столь мастерски наложенного им грима и теперь тупо буравил застывшим взглядом поверхность стола.
— Да… ты действительно влип в серьезное дело, — наконец сказал Котляров. — Настолько серьезное, что я даже не могу сказать тебе, чем, собственно, могу тебе помочь.
— Я хочу, чтобы вы помогли мне уехать из Москвы и чтобы меня больше никогда-никогда не нашли.
— Ты говоришь как ребенок. «Никогда-никогда». — При каждом произнесенном «никогда» полковник комично кривил лицо, но Сереже вовсе не было смешно. — Для того чтобы укрыть тебя, спрятать, надо знать, кто конкретно тобой интересуется. Кто травит тебя. Ведь, по сути, ты былинка. Ведь сломали Вишневского и Адамова. А это были люди. Большие люди. — Щека полковника пришла в непрерывное движение.
— Ну хорошо, — угрюмо сказал Сережа. — Будем говорить не по-детски. Вы говорили, что имеете кое-какие информационные каналы в спецслужбах.
— Да.
— А не смешно ли будет, если я скажу: кто конкретно интересуется моей персоной. Персоной в сущности ничтожной, былиночной, как вы тут образно выразились.
— С каких это пор ты стал обидчив? — прищурился Котляров.
— Да не обидчив я. Тут меня не обидить хотят, а убить. Я примерно догадываюсь, кто, но тем не менее мне нужно подтверждение. Я не хочу ни в чем копаться, мне это никак… ничего мне не нужно, не потяну я. Но я не хочу подыхать.
— А кого ты подозреваешь? ФСБ, ФСО, МВД?
— Ну…
— Конкретно!
— Конкретно? Да ну хотя бы главу президентской администрации Половцева! Сомневаюсь, что без его благословения могут делаться такие вещи!
Кондор насупился:
— Антона Николаевича? Ты уверен в том, что…
— Вот я и прошу вас, Георгий Палыч, прояснить ситуацию. Помогите мне. По сути, я ведь ничего и не делал…
— …просто стал свидетелем событий, которые могут перевернуть всю российскую политику и экономику, — мрачно договорил Котляров. — Понятно. Хорошо. Я попытаюсь выяснить, что намереваются с тобой делать. Какие меры предпринимают, чтобы тебя найти. Что еще? Наверно, ты хочешь, чтобы я забросил тебя за границу?
Сережа судорожно вздохнул:
— Нет, но…
— А как же ты, друг мой, думаешь скрываться? После того, что ты намутил, тебе осталось разве что в Антарктиду лететь к пингвинам и там зарыться в лед на глубину этак километра в два. И то еще неизвестно, как это тебе прокатит.
— Но за границу… деньги…
Котляров иронически хмыкнул (большая часть иронии заключалась в судорожном искривлении на этот раз решительно всех черт лица) и проговорил, как будто что-то для себя решив и внезапно успокоившись:
— Деньги не проблема. Деньги я тебе дам. Конечно, в наше время ничто не делается просто так. Сочтемся. Но ты говори сразу, что тебе нужно. Весь пакет пожеланий, как говорится.
Сережа набрал воздуху в грудь и выговорил:
— Еще… еще я хотел бы, Георгий Палыч, чтобы вы поспособствовали… одним словом, я хотел бы просить вас оформить загранпаспорта на «левые» имена — для меня и еще для двух человек.
— А… это, наверно, для Лены Фирсовой и для этого недотепы Алика Мыскина, — предположил Котляров.
— Да.
— Ну что ж, это правильно, что ты попросил меня о том, чтобы я помог тебе и этим двоим соскочить за бугор. Что ж, это естественное желание. Хорошо. Но пока что ты и твои спутники должны выждать время. Хотя бы несколько дней. Я дам вам хату, и через определенное время сообщу тебе, чего я нарыл по каналам спецслужб. Где Мыскин и Лена дожидаются тебя?…
Сережа было замялся, но потом решился и выпалил координаты места встречи.
Ему внезапно подумалось, что именно в этот момент что-то безвозвратно потеряно, но он тут же постарался отогнать эти мысли.
