А потом из-за горы старых проржавелых труб появились трое из пэшек. Их лица выражали сдержанную звериную радость, какая случается, когда воинственное большинство неожиданно встречает слабую жертву.
Главного из троих звали Пыря. Двое других служили шестерками, все ухмылялись, цыкая по сторонам слюной. Шестерки курили «Дымок», а Пыря где-то разжился длинной «Явой-100».
— Ты чего. Слон? — почти дружелюбно поинтересовался Пыря, запуская в небо явскую струю.
— Да гак, Пыря, — отвечал Слон. — А ты чего?
У Пыри нервы были ни к черту, не мог он долго дипломатничать, нервничал и истерия, за что его замочили в начале девяностых на какой-то местной разборке.
— Какого хрена ты здесь, на нашей мусорке, нюхаешь? — заорал он, да так, что капельки его слюны долетели до Слона.
— Какого?!! — вторили шестерки.
Слон был парнем спокойным, может, из-за фамилии своей, может быть, из-за знака зодиака.
— Такого, — спокойно ответил он. — С чего бы это мусорка стала вашей? Где написано?.. Мусорка — наша! Вы чего это здесь делаете?
От такой неслыханной наглости Пыря чуть было не взорвался. Он хотел еще что-то вскричать, но позабыл о длинной сигарете, фильтром приклеившейся к его нижней губе.
— Да мы тебя!..
Сигарета подпрыгнула и тлеющим угольком обожгла щеку Пыри. Урка дернулся, но болтающаяся на губе «Ява» чиркнула по другой щеке. Пять секунд Пыря сплевывал табачное изделие, ну а потом случилась драка.
Никак Пыря не ожидал, что у Слона с собою оружие. Понял, когда получил но макушке пятью свинцовыми болванками. Растянулся в грязной луже, булькал зловонной жидкостью и повторял, как заевшая пластинка:
— Во, бля!.. Ну, бля!..
Шестерки, потерявшие командира, потускнели мордами, но так или иначе бросились вызволять из такой напасти вожака.
Они подняли его, поддерживая под руки, пока тот вращал глазами, как пинг-понговыми шариками.
— Во, бля!..
— Да, бля! — ответил Слон, крутя рукой свинцовое оружие. — Еще?
— Мы тебя, бля, — потихонечку приходил в себя Пыря. — В следующий раз… Мы тебя грохнем и здесь же закопаем.
— Да-да, — подтвердили шестерки.
— Чтобы этого не случилось, — развел руками Слон, — чтобы этого не случилось, мне придется грохнуть вас сейчас!..
В руке Слона свинец завращался с огромной скоростью, будто самолетный пропеллер крутился, а взгляд его оставался совершенно спокойным, отчего и жутко было.
Шестерки не стали дожидаться ответного слова командира и очень спешно потащили пока еще не совсем пришедшее в себя немощное тело в глубокое отступление.
Слон еще некоторое время смотрел побежденному противнику вслед, а потом, вернув свинец в карман, поспешил домой.
Подходя к подъезду, он уже не помнил о Пыре и его шестерках. Все внутреннее пространство вновь находилось во власти страсти, и он, перепрыгивая через три ступеньки, помчался на свой пятый этаж…
В то время, пока Слон занимался сталелитейным делом, Кран упивался историями из чужой жизни. В короткие перерывы, когда легкие требовали порции никотина, стоя на лестнице и сплевывая горькие табачины, Кран задумывался о таком странном для себя изменении в мировосприятии.
«Не заболел ли я?» — вставал перед ним нешуточный вопрос.
Он всегда думал о том, что те, кто много читает, либо с ума сходят в конце концов, либо у них зрение портится. А у Крана и так с глазами не все в порядке. Косят, почти как у Савелия Крамарова.
Он докуривал папироску, давил огромным каблуком ботинка на платформе дымящий бычок и возвращался в читальный зал.
И опять магические страницы гипнотически вовлекали его в другие миры, делая свидетелем чужих восхитительных успехов, любовей, принадлежащих другим душам, и заставляли упиваться страданиями, совсем не близкими его не устоявшемуся духу.
— Может быть, Достоевского попробуете? — как-то предложила очкастая библиотекарша. — Тоже — писатель.
Он с трудом вынырнул из финала драйзеровского «Финансиста», поглядел на старуху, высокомерно взирающую на него сверху, и кивнул.
— Тащите!
Полдня Кран пытался вчитаться в «Братьев Карамазовых», потом плюнул и перешел на более мелкую повестушку «Неточка Незванова»… Его мутило от тоски и скуки, он слишком густо плевал на палец, переворачивая страницы книги, а потом не выдержал и на весь зал произнес:
— Дрянь!.. Ну, конечно, дрянь!!!
Библиотекарша почти вырвала из его рук заплеванного Достоевского и приговорила Крана безжалостно.
— Вы, молодой человек, дегенерат!
— Я? — задохнулся от возмущения Кран.
Если вас интересует только беллетристика, идите в другую библиотеку! У нас больше Драйзера нет!
Кран обиделся. Он собирался было высказать изысканным матерным все, что думает о старой стерве, но здесь его подслеповатые и косящие глаза поймали в своем перекрестье милый сердцу облик девицы, когда-то приведшей его хвостиком в эту самую библиотеку.
Могучим плечом Кран отодвинул старуху и твердым шагом направился к объекту своих желаний.
Он сел рядом с ней на скамейку и густо высморкался в платок, стараясь привлечь внимание противоположного пола.
Она, выписывающая из какого-то справочника что-то в тетрадочку, казалось, не прореагировала на ловкий и изысканный ход для знакомства. Ее шариковая ручка не переставала заполнять тетрадную страницу ни на секунду.
Здесь Кран перешел в лобовую атаку. Чувствовал себя уверенно, впрочем, как всегда.
— Вы Драйзера читали?
Она молчала.
— «Гения»?.. Нет? «Финансиста»?.. Хм…
Она молчала.
— «Советский спорт»?..
Молчала и не реагировала, будто каменная.
— А Достоевского?
И тут Кран заметил, как шарик ручки дрогнул в ее тонких свежих пальчиках и буква О получилась огурцом.
— «Неточку Незванову»?.. Читали?..
Он понял, что попал в нужную точку женского сердца. Еще ему стало ясно, что она читала этого сумасшедшего и скучнейшего Достоевского.
— Мой любимый писатель, между прочим!.. — давил на нащупанную точку. — У вас очень печальный взгляд, — продолжил Кран. — Как будто с вас Фэ. Мэ. писал Неточку…
Он с удовольствием наблюдал, как ее нежная шея краснеет, как чаще дышит девичья грудь, как остановил свой стремительный бег шарик ручки по бумаге.
И здесь она посмотрела на него… Как будто бабочка крыльями взмахнула… Ресницы длинные, кверху загнувшиеся… Ее глаза — карие, зеленые, волшебные, смотрели на него так открыто, так наивно и чисто в них было, что Кран влюбился в эту же секунду и посчитал себя пропащей душой.