— Интересно, сработает? — волновался Мыкин.
— А куда он денется, — с любовью поглаживал эхолот Митрохин. — Здорово ты меня тогда ногой!
— Ты тоже отменно мне в харю засадил!..
Оба беззлобно улыбнулись.
Закончив надувать лодку, друзья на минуту замолчали, прислушиваясь, не свистит ли откуда-нибудь воздух, и, когда уверились в полной тишине, определяющей надежность резины, столкнули плавсредство на воду.
На веслах был Мыкин и управлялся с ними здорово. Лопасти бесшумно погружались в воду, и лодка уверенно двигалась к середине водоема.
— Ну что, здесь попробуем? — шепотом спросил Мыкин.
— Давай чуть левее, — предложил в ответ Митрохин, и лодка отплыла к указанному месту.
— Суши весла! — сам себе скомандовал тепловик и протяжно зевнул. — Природа на меня сон нагоняет, когда удачу чую. Будет удача…
Митрохин выудил из сумки коробку с эхолотом, бережно достал аппарат и, перекрестившись, включил его. Машинка запищала, словно настраиваемый радиоприемник, затем все пришло в норму и друзья увидели на маленьком экранчике донный ландшафт.
— Ишь, плывет! — чуть ли не завопил Мыкин.
— Это мелочь пузатая! Не видишь!
Митрохин показал пальцем на график внизу экрана, где обозначились цифирки
— 6,5 см.
— Нужно тебе это?
— Не-а, — согласился тепловик.
— Греби дальше, — приказал Митрохин, и Мыкин зашевелил веслами.
Ему не очень нравилось, что в аппарат глазеет товарищ, но лодка была его и приходилось грести, то и дело спрашивая:
— Ну есть там что?
— Ничего, — отвечал Митрохин. — Хренатень одна!.. Плыви вправо!
Мыкин загребал вправо, но и там более десяти сантиметров в размере никто не двигался.
Так друзья проплавали с час, и раздражение посетило организм Митрохина.
— Нажрался, что ль, тогда?
— Когда? — не понял Мыкин.
— Когда чудовище привиделось!
— Трезв был. Может, и не чудовище это вовсе было. А нам и не оно вовсе нужно! Мы аппаратуру пробуем и испытываем. Вся добыча на Валдае!
— А ну стой! — вскинулся Митрохин.
— Чего? — не понял Мыкин.
— Суши весла! Есть!
Тепловик проворно затормозил, так что лодка встала как вкопанная, и нервно заспрашивал:
— Чего есть? Чего там?..
— Есть, — повторил Митрохин. — Метр сорок пять в длину. Килограмм сорок, если не больше!
— Я же говорил — чудовище! Дай посмотреть!
Он почти вырвал эхолот из рук товарища и вперился в экран, прицокивая и присвистывая.
— Мы ее возьмем! Как пить дать, возьмем!
Митрохин раскрыл сумку и выудил из нее кастрюлю с кашей. Затем достал из чехла удилище и проворно привел его в готовность, привязав к концу лески трехжальный крючок.
— Приготовь сеть! — скомандовал он, и Мыкин развернул снасть во всю ее длину. При этом его кадык от нетерпения ходил то вверх, то вниз, а глаза не могли оторваться от экрана.
— Лежит, падла! — радовался тепловик. — Спит. А мы ее тепленькую!
— Не сглазь!
— Я не глазливый!
Митрохин запустил руку в кастрюлю и пригоршнями стал сыпать кашу в воду. Наживка получилась отменная и опускалась ко дну значительными кусочками, не рассыпаясь.
— Сейчас она…
— Совсем темно стало! — нервничал Мыкин, перебирая сеть пальцами.
— Успеем…
Илья лежал на своем будущем потомстве с закрытыми глазами и не о чем не думал. Его мозг находился в некоем состоянии прострации, в такое обычно впадают будущие матери, постоянно прислушивающиеся к своему возрастающему животу, к его процессам наполнения частью вселенной.
Татарин очнулся лишь тогда, когда на его голову что-то упало. Он не испугался и не рванулся с кладки, а лишь приподнял голову и разглядел в полной тьме планирующие ко дну куски чего-то, в которых тотчас узнал пшенную кашу.
В желудке прошли судороги, и Илья сглотнул слюну…
— А вот и крючочек мой фирменный! — горделиво зашептал Митрохин, насаживая на трехжальную сталь кусок каши и поплевывая на него по-рыбацки.
— Да опускай же его, — суетился Мыкин. — А то пожрет гадина всю прикормку и плевать она хотела на твой крючок фирменный!
Мыкин зачем-то достал из рюкзака топор.
Митрохин был профессионально спокоен.
— Я время знаю, — молвил он и, взяв эхолот в руки, стал медленно опускать леску в воду, стараясь подвести крючок с наживкой прямо к самой рыбьей морде, каковая отчетливо вырисовывалась на экране прибора.
Илья машинально открыл рот и сглотнул кусочек каши. Это было так вкусно, что у него закружилось в голове, а слюна, до этого мерзкая на вкус, превратилась в сладостный нектар. Затем он съел еще кусочек, что и вовсе раззадорило аппетит, и рыбина принялась поглощать кашу, сыплющуюся с поверхности, как манна небесная. Изможденный невзгодами, Илья не думал, откуда взялся этот провиант, тем более ночью; просто открыл рот и заглатывал все, что сыплется.
Неожиданно что-то резануло его язык, как будто с кашей попался кусок стекла; Илья попытался было выплюнуть инородный предмет, но это причинило ему еще бґольшую боль, и какая-то острая штука проколола его щеку.
Илья метнулся в сторону, и все три жала вонзились в нежную рыбью плоть, разрывая ее до крови.
Я попался, — понял татарин. — Меня отловили на крючок!
От сознания того, что он пойман, Илья взметнулся к поверхности, а затем резко ушел в сторону, пытаясь освободиться от крючка. Боль была невыносимой, чудовищной, но рыбина старалась ее не замечать, так как внизу оставалось будущее ее потомство, и чтобы его охранять, необходимо было сорваться со смертельного острия.
— Есть! — не сдержавшись, крикнул Митрохин, когда ощутил, как леска в его руках натянулась, а затем заходила из стороны в сторону. — Попалась, тварь!
— Тащи ее! — заорал Мыкин и сжал топор двумя руками. — Тащи!
— Ах, здорова! Просто кобыла! — приговаривал Митрохин, чувствуя, что леска врезается ему в руки и непременно оставит на ладонях кровавые порезы.
— Никогда такой не было!
— Ну же, ну! — стонал Мыкин почти сексуально, желая немедленно разрядиться созерцанием добытой рыбины.
— Не торопи! Пусть измотается! Ты не топор готовь, а сеть!
Ничего не скажешь, Митрохин был умелым рыбаком, и леска сантиметр за сантиметром вытягивалась наружу, заставляя гигантскую рыбину всплывать к поверхности.
— Греби к берегу! — скомандовал он, и Мыкин сноровисто загреб веслами, таща за собой леску с добычей.
— Лишь бы не сорвалась! — приговаривал тепловик. — Скотина!
