— Чего вам от меня надо-о!.. Чего припе-ерлись!..
— Какого черта ты сказала утром, что Ильясова видела! — закричал Митрохин. — Никого там не было, в квартире!
— Бы-ыл, — выла девушка громко. — Я сама видела… И в прошлый раз он голый приполз! Чего вы мне не верите!
— Доказательства нужны! — вмешался Мыкин.
— А кто пломбу на квартире сорвал сегодня?
— А черт его знает! — пожал плечами Митрохин.
— Так я вам и говорю, идиоты! Ильясов это был! Голый, без одной ступни, с пробитой головой!..
Прозвенел звонок, и Елизавета, соскочив с подоконника, сказала, что ей надо идти, что она не потребляет наркотиков и что оба друга съехали крышами, припершись в техникум и набив ей физиономию.
— Вот пожалуюсь своему парню, — пригрозила девушка напоследок. — Он вам живо морды раскроит! Он мастер спорта по самбо!..
До дома друзья добирались пешком.
— Кончать его надо! — внезапно проговорил Мыкин.
— Кого? — встрепенулся Митрохин.
— Ильясова. Татарина.
— Зачем?
— Жить не дает спокойно!
— Ты же сам говорил — если жив, то ничего нам не грозит!
— Кончать надо! — повторил Мыкин мрачно и обреченно.
После этих слов Митрохин поразмышлял о том, что не грех кончить самого Мыкина — источник треволнений и смуты. Но тогда придется лишать жизни и татарина Ильясова, чтобы совсем не волноваться.
— Кончать так кончать! — согласился Митрохин. — По пиву?
Друзья остановились возле ларька, набрав по две кружки «Балтики» и с десяточек соленых бараночек.
— Засаду у Ильясова устроим, — сквозь икоту проговорил тепловик. — По очереди дежурить будем. Как-нибудь отловим и голову свернем.
Митрохин одним глотком опустошил кружку и спросил, каким способом убивать будут.
— А твоим ледорубом.
— Это чего ж моим? А чего не топориком по башке? Куда вернее!..
— Можно и топориком, — согласился Мыкин, посасывая бараночку. — Соль крупная! — неожиданно заорал он. — На соли, гады, экономите!
— Не балуй, не балуй! — донеслось из ларька. — Сейчас милицию вызову!
— Ты кому это сказал, морда?!
Мыкин побагровел. Ему необходимо было снять напряжение, скопившееся за последние дни, и он, наклонив голову, словно рогами вперед, двинулся на ларек, в котором восседала жирная туша продавца. Митрохин испытывал ту же потребность, а потому присоединился к другу, и плечо в плечо они дошли до торговой точки и засунули в окошко свои жадные руки, стараясь достать сальную рожу торгаша.
— Э-э-э! — донеслось из окошка. И не было в этом «э» никакого испуга, а лишь предупреждение одно.
— А ну, вылезай подобру-поздорову! — наседал Мыкин и задергал в исступлении за ручку дверь ларька.
— Хуже будет! — заорал Митрохин и шандарахнул в стену пяткой так, что в ней случился пролом.
Неожиданно дверь открылась и из нее появился продавец. Надо сказать, что он действительно обладал жирной физиономией, которая покоилась на короткой шее, а та в свою очередь вырастала из могучих плеч шестидесятого размера, они же были венцом могучего торса с большим, но твердым животом штангиста, а уж о ногах и руках говорить нечего — трехлетние деревья.
Продавец лениво сгреб в охапку бузотеров, обнял их, сразу обоих, и сжал так, что столкнувшись грудь о грудь, друзья почувствовали хруст своих костей и стремление пережатых внутренностей наверх, дабы найти себе выход изо рта.
Оба заскулили от боли, но мужества не теряли.
— Ты ж, сука, на соли воруешь! — выдавил Мыкин. — А баранки надо нежной солью…
— Чего еще? — поинтересовался ларечник.
— Соду в пиво сыпешь чрезмерно, — добавил Митрохин.
— Обнаглели вы, мужики! — беззлобно заключил продавец, и объятия его сделались крепче.
В эту самую минуту, когда стало совсем плохо и больно, Мыкин изловчился и обеими руками врезал торгашу кулаками по ушам, так что у того в одночасье лопнули барабанные перепонки. Смертельные объятия распались, и озверелые друзья, подпрыгнув с двух сторон, заехали кулаками по пивной роже, каждый по своей скуле, отчего рожа вытянулась огурцом, а глаза ее завращались пери-скопами.
Не ожидая, пока противник придет в себя, Мыкин пустил в ход колено, нащупав им мужское достоинство, не самое большое, но достаточное, чтобы выключить ларечника из сознания на полчаса.
Друзья еще долго пинали распростертую в снегу тушу, пока не услышали песню милицейской сирены, а потому ретировались с места ристалища живо, как подростки.
Прибывший милицейский патруль во главе с майором Погосяном застал следующую картину. В снегу, раскинув здоровенные ручищи в стороны полюсов, с сочащейся из ушей кровью, лежал обладатель мирового рекорда по толканию штанги от груди тяжеловес Зюзин, славная фамилия которого была записана самолично Жечкой Жечковым в Книгу рекордов Гиннесса.
— Не сила нужна! — сделал вывод майор для Зубова. — А умение и наглость!..
Когда друзья удалились от места происшествия на приличное расстояние и отдышались от продолжительного бега, у них вновь состоялся короткий разговор.
— Валим? — спросил Мыкин.
— Куда? — не понял Митрохин.
— Не куда, а кого! Ильясова.
После удачной драки в жилах Митрохина протекал сплошной адреналин, и он без колебаний ответил «да».
— Вот и хорошо. Засаду в квартире устроим.
— А если менты нагрянут?
— А чего им там делать? Они все что надо нарыли.
— А все-таки?
— Отвертишься как-нибудь! — подбодрил тепловик. — Скажешь, что тебе шум у соседа почудился, вот ты и проверить решил.
— Это что ж, я один в квартире сидеть буду? — возмутился Митрохин.
— По очереди, — успокоил Мыкин. — Ты днем преимущественно, я по ночам.
— Тогда ладно. Когда начинаем?
— Сегодня и начнем.
Друзья пожали на прощание друг другу руки, и каждый пошел своей дорогой.
6. РЕКОРД
Участковый Пустырок Володя Синичкин примчался в госпиталь, держа в протянутой руке носовой платок с завернутым в нем кусочком карапетяновского языка.
Первым, кто ему встретился в коридоре, оказался и.о. главврача, который окинул несостоявшегося рекордсмена презрительным взглядом, а вслух спросил:
— Какими судьбами?
— Да вот, — радостно доложил Синичкин. — Язык карапетяновский отыскал.
— Кто такой — Карапетян? — поинтересовался быв-ший ассистент.
— А это лейтенант нашего отделения. Он вчера на дне озера язык себе откусил. Так я его нашел…
— Поздно, — покачал головой и.о.
