Когда я беседовал с Анатолем Франсом, он спросил меня, кем я себя считаю. «Гением, как и вас», – не моргнув глазом ответил я. Однако ему с его французской благопристойностью мои слова показались столь нескромными, что он поспешил возразить: «Что ж, и шлюха имеет право говорить, что торгует удовольствиями».
Я не обиделся, ведь все художники зарабатывают себе на жизнь тем, что торгуют удовольствиями, а не философствуют и пророчествуют.
Литература – восхитительная любовница, но плохая жена.
Литераторы существуют у нас вместо литературы.
Писательницы
Я лишь хотела бы иметь возможность писать обеими руками сразу, чтобы не забыть одно, пока я пишу другое.
Дешевизной бумаги, бесспорно, объясняется, почему женщины в литературе преуспели раньше, чем в каких-либо других профессиях.
Трудно женщине выразить свои чувства при помощи языка, созданного преимущественно мужчинами для выражения их собственных чувств.
Когда я вижу, как надрывается старик[1] над своими романами, меня начинает пугать моя легкость в работе.
Я писала бы книги, даже если бы их никто не читал, кроме моего мужа.
Издатели думают о том, чтобы заработать деньги, и если вы пишете хорошо, им наплевать, кто вы – мужчина, женщина или слон.
Если вы хотите, чтобы ваши писания принимали всерьез, не выходите замуж, не заводите детей, а главное, не умирайте. Но если уж приходится умирать – выбирайте самоубийство. Людям это нравится.
Все до единой книги, восхваляющие простую жизнь, написаны мужчинами.
Писатели хорошие и плохие
Плохие рассказчики вынуждены писать хорошие книги.
Настоящий писатель поражает нас, сказав то, что мы знали всегда.
Писатель талантлив, если он умеет представить новое привычным, а привычное – новым.
Плох тот писатель, которому не верят на слово.
Некоторые писатели походят на того шарлатана, который вытаскивает из своего рта целые аршины лент.
Все плохие писатели обожают эпос.
Оптимисты пишут плохо.
Великие писатели
