атласах написано. Но и от потери крови можно умереть!
– Ты в меня выстрелил! – изумился Теплый.
– Так точно.
– Ты меня ранил!
– Правда.
– Зачем ты это сделал?!
– Я хочу, чтобы вы испытали страх, – ответил Джером и, взведя курок самострела, направил дуло в глаз учителя. – Сейчас я выстрелю в вас еще раз.
Дробь пробьет роговую оболочку глаза, взорвет зрачок, и белок выплеснется вам на щеку. Возможно, сразу вы не умрете, но я выстрелю еще раз – во второй глаз.
– Ты что! – отшатнулся Теплый. Его спина уперлась в чемодан с венской наклейкой, он вздрогнул всем телом и заколотил здоровой рукой по колену. – Ты не должен этого делать! Ты не можешь этого сделать!
– Почему?
– Потому то ты еще ребенок! Ты не получишь от этого удовольствия!
– Я получу удовлетворение, – пояснил Джером и приблизил дуло самострела к лицу учителя.
– А-а-а! – закричал Теплый так, что, казалось, задергалась в небесах луна. – Да что же это такое! Что же это меня все мучают! Дайте же мне в конце концов убраться из этого проклятого города на все четыре стороны! Не надо меня мучи-и-и-ть!!!
На исходе последнего крика Гаврилы Васильевича послышалось тарахтенье автомобиля. В глазах Теплого образовалась надежда, он пополз навстречу шуму, воодушевленно шепча:
– Возьмите меня!.. Возьмите!..
Авто приблизилось и остановилось, освещая фарами ползающего в пыли учителя.
Щелкнула дверь, и на дорогу выбрался доктор Струве.
– Господин учитель?! – удивился эскулап. – Что вы тут делаете?
– Меня… Я…
Из темноты в луч света вышел Джером.
– На нас напали разбойники, – пояснил мальчик. – Меня пытались задушить, а господина учителя ранили в ногу. Он истекает кровью.
– Ай-яй-яй! –запричитал доктор. – Ах, времена!..
Ах, нравы!.. Подождите, я возьму из кабины свой саквояж.
Пока доктор рылся в автомобиле, Джером встал над сидящим в пыли учителем, широко расставил ноги и смачно плюнул слависту на голову.
– Я вас не буду убивать, – сказал он. – Мне достаточно вашего страха…
Гаврила Васильевич утер с волос слюну и жалобно заскулил.
Джером оглядел авто доктора, и, несмотря на затемненные стекла, ему показалось, что внутри есть еще кто-то.
– Не мое дело', – решил мальчик.
– А рана-то пустяковая! – обрадовался доктор Струве, разрезав штанину Теплого.
– Одна дробинка всего!.. Даже зашивать не надо. Наложим пластырь, и делов!..
Ваш чемоданчик?
– Что? – переспросил Гаврила Васильевич.
– Уезжать собрались?
– Да-да, конечно, уезжаю! – согласился славист, подтягивая к себе пожитки.
– А что ж на ночь глядя?
– Так вышло. – Теплый поднялся на ноги и охнул. – Однако болит. Спасибо вам, доктор.
– Не за что. Теперь займемся молодым человеком.
– Мною не надо, – отказался Джером. – Я в порядке.
– И все же! – настаивал доктор Струве, подходя к мальчику. – Встаньте-ка вот сюда. Так мне вас лучше будет видно!
Эскулап оглядел Джерома в свете фар.
– Да вы весь в крови! – всплеснул он руками.
– Это не моя кровь.
– А чья же? Учителя?..
– Нет.
– Ах, да-да-да!.. – догадался г-н Струве. – События минувшего дня… И вы тоже, молодой человек, принимали в них участие? За что же вы птичек-то?
– Не ваше дело! – огрызнулся Джером, отталкивая руки доктора от своего горла.
– Я же сказал, со мною все в порядке!
– Не хотите – как хотите! – обиделся врач, выходя из света фар. – В общем, мне пора ехать! Уже поздно!..
– Возьмите меня с собой! До ближайшего населенного пункта только! – затараторил Теплый. – Умоляю вас! Если нужно денег, я пожалуйста! – Он полез было в карман пиджака, но сделал это больной рукой и лишь отчаянно вскрикнул:
– Весь больной! Весь раненый!
– Да ради Бога. Садитесь, конечно! Не брошу же я вас, пострадавшего, на дороге!.. А вам куда вообще надо?
– В Вену.
– Ого! – удивился доктор. – До Вены далеко! Туда не довезу, но до какого-нибудь населенного пункта доброшу!.. Только прошу простить за неудобства. У меня в салоне еще один пассажир.
– А кто?
– Пассажир пожелал путешествовать инкогнито…
Автомобиль тронулся, оставляя Джерома на дороге одного. Впрочем, авто через несколько метров затормозило, и из него высунулась голова доктора Струве.
– А вам, молодой человек, я советую поскорее вернуться в город!
– А я чего, твоего совета просил?! – крикнул вдогонку вновь тронувшемуся автомобилю Джером. – Уроды!
Когда автомобиль исчез из виду, Джером пошел по дороге по направлению к Чанчжоэ. Он не думал о господине Теплом, а вспоминал куриный клин, растянувшийся в небесах на многие версты. Он вспомнил, как убивали отца Гаврона, как над ним склонилась Евдокия Андревна и как она гладила мертвому монаху волосы.
– Неужели она моя мать? – думал мальчик. – Или все это фантазии Шаллера?.. И куры улетели! – пожалел Джером. – Делать мне больше не фига! Не кошек же стрелять, в самом деле!.. Жаль монаха, хороший человек был!' Он вытащил из кармана самострел, понюхал напоследок дуло и со всех сил забросил оружие в поле.
– Понадобится, еще сделаю! – решил мальчик и трусцой заспешил к городу.
34
Все последующие дни город митинговал.
– Нехороший знак! – кричали наперебой митингующие. – Улетели куры – быть беде!
– А что в этом плохого? – спрашивали из толпы.
– Ну вы и идиот! – отвечал вопрошающему самый умный. – Вы где-нибудь видели, чтобы куры летали?!
– Нет.
– Ну вот видите!
– А я все равно не понимаю, почему быть беде! – не унимался кто-то.
– А вы что, не помните эпитафию на могиле старика Мирова?
– Не припоминаю.
– Так вот, для забывчивых. На надгробном камне начертано: – Те, кто полз по земле, – взлетят, те, кто летал в поднебесье, – будут ползать, как гады. Все перевернется, и часовая стрелка пойдет назад'! Не
