вопросительно глянул на меня.
? А если квантовый реаниматор?... ? пробормотал я.
Феврие покачал головой:
? Поздно. Прошло больше сорока минут. И потом, мы даже представления не имеем об их анатомии...
? Да, ? подал голос Реджи, ? сорок минут ? это слишком поздно. Уж можете мне поверить. Я был на Нии-Наа, когда там разыскивали группу Абакумовой. Все перемерзли. Никого не удалось отходить.
? И все-таки замерзание ? это только аналогия, ? устало возразил Феврие. ? Здесь что-то пострашнее. Организм выключается, разом и бесповоротно, и главное ? без всяких видимых причин...
Никогда это не будет для нас видимой причиной.
Худо, конечно, когда возле тебя нет друзей, нет близких, которые постоянно думали бы о тебе, думали заботливо и главное ? бесконечно доброжелательно. От этого может стать тоскливо и неуютно, но умереть or этого ? уже выше человеческого понимания. Мы знали, как свято верят в это темиряне, мы сами начинали понемногу верить в это ? но вот на наших глазах от этого умер Икси ? и наш разум не мог с этим примириться.
Малыш замерз еще до того, как вездеход подошел к кораблю. Он замерз сразу же, как остался один на один с этим сукиным сыном, у которого за душой не было ничего, кроме холодного любопытства.
? Старт! ? сказал командир.
Около двух часов мы шли на планетарных двигателях, удаляясь от Земли Темира Кузюмова. Потом заработали генераторы космической тяги, и киберштурман качнул корабль, направляя курс на Землю. Командир сидел, не поднимая головы ? он ждал связи с караваном встречных кораблей, уже подходивших к системе Темиры. Он махнул нам рукой, и мы бесшумно разошлись по своим каютам. Спать? Посмотрел бы я на того, кто смог бы заснуть после всего, что произошло этим вечером.
Глупо, конечно, было винить во всей одного Грога. Но в эту ночь мы иначе не могли. Надо думать, что ему самому было хуже, чем всем нам, вместе взятым, но мы его не жалели. Мы кляли его самого, и тот день, когда он получил назначение на УМолинельФ, и тот час, когда он ступил на Темиру.
А ведь Грогу действительно было несладко в ту ночь. Через пару недель корабль должен был приземлиться, и тогда ? тогда его ждало нечто пострашнее, чем наше презрение и наша ненависть. С УМолинеляФ, в конце концов, он просто ушел бы. Может быть, уволился бы из космического флота.
Но он все равно бы остался младшим пилотом Гроннингсаетером, которому надлежит явиться на Ланку и перед Советом по разбору чрезвычайных поступков объявить себя убийцей. Десятки людей будут защищать его от собственной совести, никто не станет обвинять его ? этого уже давным-давно не делают; все будут искать ему оправдания, но ? вдруг не найдут?
И тогда ему останется всю свою жизнь пронести на душе древний, как мир, ужас убийства. Может быть, убийство это было нечаянным ? юркий, как белочка, Икси мог незаметно проскользнуть в просторную кабину вездехода и спрятаться там, чтобы повторить опыт, который каждый день проделывал его отец. Грог действительно мог не заметить мальчика, но разве невольное убийство не несет такую же смерть, как и умышленное?
В шесть утра мы потянулись в рубку ? я, а вскоре и Реджи. Феврие оттуда не выходил. Связи с Землей еще не было ? плотный листок с донесением о случившемся лежал на пульте дальнего фона. Он оглядел нас.
? Сейчас я буду докладывать, ? сказал командир. ? Я хотел бы, чтобы при этом присутствовали все.
Заставить Грога присутствовать при этом сообщении было, конечно, жестокостью, но у меня не появилось никакого отзвука, кроме: ну и поделом ему, сукину сыну.
Феврие щелкнул тумблером короткого фона:
? Гроннингсаетер, в рубку!
Привычною Услушаюсь!Ф не последовало.
По фону обычно хорошо слышны все звуки внутри каюты, и мы ждали скрипа койки и хлопка раздвижной переборки.
У Грога стояла тишина.
Феврие повторил приказ. И сноза безрезультатно. Он вопросительно глянул на Скотта, и тот вышел из рубки. Мы слышали по фону, как раздвинулась переборка, слышали шаги Реджи по каюте, потом наступила тишина, из которой, наконец, возник голос Скотта:
? Идите сюда, капитан. Он замерз.
Я тоже видел замерзших ? правда, не на астероиде Нии-Наа, а на двадцать шестом аварийном буе. Я знал, что это такое. Мы остановились над койкой Гроннингсаетера, и потребовалось немного времени, чтобы понять, что нам тут делать нечего. Все было кончено несколько часов назад. Он лежал лицом вверх, такой спокойный, как человек, сбросивший с себя какую-то тяжесть. И мы знали, что не найдем никаких видимых причин, которые объяснили бы, почему жизнь его остановилась.
? Человек не может жить, если все вокруг думают о нем плохо, ? тихо проговорил Феврие, и никто из нас не посмел возразить, что это правило справедливо только для жителей Темиры.
Мы смотрели на спокойное лицо Грога и все больше и больше чувствовали тяжесть своей вины. Что бы он сам ни натворил, все равно его-то ведь убили мы.
Вот, собственно говоря, и все о нашей первой экспедиции на Землю Темира Кузюмова.
