никаких неожиданностей. Подтянула ноги к груди. Бросила рядом изрядно похудевший мешок и, слегка прикрыв глаза, принялась изучать нежданных попутчиков.
Не сказать, чтобы увиденное меня порадовало, но и неожиданностью не стало — от меня держались подальше. Меня старались не задевать взглядами, но, одновременно, не спускали глаз. То один, то другой взор словно случайно останавливался на моем спокойном лице и так же быстро уходил в сторону. Разговоры вели негромкие, но тут, наверное, сказывалось всеобщее напряжение. Все же я не настолько страшная, чтобы от меня так шарахаться. И не бог весть какая шпионка, чтобы обсуждать в тесном кругу великие походные тайны.
Впрочем, меня такое положение дел вполне устраивало: не люблю, когда лезут в душу. И тем более не люблю, когда вокруг моей персоны крутится слишком много любопытных. Вообще не терплю чужое внимание, даже такое ненавязчивое, как здесь. Не привыкла, знаете ли, и все. Всю жизнь мне с лихвой хватало общества духа-хранителя и редких приятелей, с которыми я никогда подолгу не сходилась. Так, сделали общее дело и разбежались до следующего раза. Да и прошлое как-то не способствовало близким отношениям — какие могут быть отношения среди куцей стайки бездомных сирот, грызущихся между собой почище диких крыс? Может, только Нита и старый Вортон смогли вписаться в мой узкий круг доверия, но тех уже года три как нет в живых. Только Рум и оставался… до недавнего времени.
Я прикусила губу, с горечью сознавая, что теперь даже ворчливого призрака со мной не было. Двуединый! Как же мне его не хватало! Я даже не предполагала, что будет так трудно без этого дерзкого, вспыльчивого, несдержанного и ворчливого привидения! Все бы отдала за возможность снова услышать его голос! Хоть разок, хоть на секунду! Узнать, что он в полном порядке и наслаждается обретенной свободой! Ох, Рум…
На поляне неожиданно стало очень тихо.
Я поспешно распахнула глаза, ожидая самого страшного, вплоть до того, что все до одного караванщики вдруг превратились в ужасных упырей и теперь в зловещем молчании подкрадываются к потерявшей бдительность жертве, чтобы жадно вцепиться в нее острыми зубами. Даже внутренне подобралась, готовясь прыгнуть в сторону и бежать прочь от возможной опасности. Одновременно начала потихоньку отращивать коготки, благоразумно пряча свое природное оружие в густой траве. Напряглась, насторожилась, внимательно оглядела странно окаменевшие лица людей…
Но тут же сердито ругнулась, наконец-то, завидев причину их неожиданного ступора: громадный тигр медленно ступил на притихшую поляну и брезгливо выплюнул возле костра тушу крупного кабана. Он возник из леса совершенно бесшумно — как тень, как призрак, как настоящий, уверенный в себе хищник. Не потревожил ни листка, ни травинки, ни деревца. Просто шагнул из темноты, будто из преисподней, и по- хозяйски швырнул убитого порося нам под ноги. Дескать, забирайте! Вот вам ваша добыча! После чего с непередаваемым величием выпрямился и медленно обвел сузившимися глазами оцепеневших людей. Огромный, страшный, стремительный и смертельно опасный зверь… он даже приподнял верхнюю губу, с которой до сих пор слетали крупные алые капли, и некоторое время стоял в полной неподвижности, как изваянная в черном камне статуя. Не издавал ни звука. Просто внимательно смотрел на напряженные лица и с удовлетворением встречал там затаенный страх. А потом увидел меня и, хищно прищурившись, тихо рыкнул:
— Шр-р-р…
У меня внутри что-то противно сжалось, потому что в его взгляде снова смешалось так много! Была там и насмешка, и откровенный вызов, и сознание собственной силы, и тлеющая в глубине знакомая ярость… проклятый оборотень!! У меня даже слов не нашлось, чтобы описать все, что я там увидела! Он стоял в десяти шагах и всего одним взглядом давал нам понять, что глубоко презирает возложенную на него обязанность! Снисходит до нее, как снисходит древний король до своих обнищавших подданных! Соизволяет откликнуться на нашу просьбу и дарит свое высочайшее благоволение, позволяя вкусить пойманной им дикой свиньи, как вкушают изысканнейшее яство, которым милостиво одаривают своих преданных слуг. И тем самым соглашаются сопровождать нас, ничтожных и слабосильных, в долгом пути, потому что Они — Его Великолепие и самая что ни на есть Самость — изволят путешествовать не в одиночестве, как раньше, а в нашей сомнительной (гордитесь и проникайтесь!) компании.
Ах ты ж, Ииров мерзавец!!! Да что он о себе возомнил?!!!
Я неожиданно поняла: мне только что красноречиво сообщили о том, что и дальше будут тащиться с нами в сторону Приграничья, после чего зло поджала губы и мгновенно вскипела. У меня непроизвольно сжались кулаки, нехорошо загорелись глаза, губы сомкнулись, как капканом, тогда как лицо стало холодным и совсем чужим. Вернулся, значит? Вот как? Собираешься остаться? Следовать за караваном в открытую? Следить, посматривать и подглядывать, имея полное на то основание? Решил, что мы поможем в исполнении каких-то твоих планов? А эта маленькая сделка даст тебе возможность действовать в открытую?!
— Глядите, кабан… — растеряно пролепетала Зита, непонимающе глядя на неподвижную тушу у костра. — Это он что, нам принес? Да?
Бергол покосился на мое закаменевшее лицо и странно кашлянул.
— Судя по всему… Трис?
Я равнодушно отвернулась.
— Значит, это наше? — робко улыбнулась ларусска. — Велих, правда? Это все нам?
Тигр глухо рыкнул и отступил на шаг, демонстративно отвернув нос от истекающей кровью добычи. Потом отступил еще, нервно дернул хвостом, снова оглядел напряженные позы людей, с перепугу схватившихся за оружие. Наконец, отошел к краю поляны и уже оттуда выразительно сверкнул глазами, словно подтверждая, что свою часть уговора он выполнил.
Караванщики слегка успокоились, а Лех перестал сжимать рукоять спрятанного под плащом меча.
— Спасибо, — искренне улыбнулась тигру Зита и первой поспешила к бесплатной горе мяса. — Как же это вовремя! Мы так много запасов оставили у озера, чтобы не отягощать повозки. Надеялись, конечно, что ты поможешь, но все равно — большое тебе спасибо! Это будет очень кстати! Трис, помоги мне его разделать!
— Кого именно? — сухо уточнила я, с трудом свыкаясь с мыслью, что сама ненароком дала мохнатому монстру такую удобную зацепку. А он, гад, ей охотно воспользовался.
— Кабана, конечно!
— А-а… извини, я не переношу запах свинины. Пусть мужчины потрошат и жарят, а я не могу. Не притронусь даже, можешь не уговаривать.
Я снова откинула голову на сосновый ствол и прикрыла глаза, не желая видеть сейчас никого — ни зверей, ни людей, ни проклятого кабана, который вдруг испортил мне все планы. Особенно этого оборотня, вздумавшего зачем-то вернуться и тыкать в глаза моими же ошибками. Но даже так, сквозь сомкнутые веки, всей кожей ощущала пристальный взгляд черных глаз, от которого становилось очень не по себе. В то время, как на душе было так мерзко, что хоть волком вой. Хотелось уйти, забиться в какую-нибудь нору и там переждать бушующую внутри бурю. Казалось, меня снова предали, жестоко обманули, бросили. Казалось, меня обрекли навеки терпеть рядом с собой это непонятное существо из плоти и крови, которого я, как ни хотелось признавать, до сих пор боялась.
Боялась где-то глубоко внутри, где-то в глубине души, на самом дне. Не знала, чего от него ждать и как расценивать такое странное поведение. Что ему нужно? Зачем? Почему? Я так долго жила одна, что, кажется, совсем разучилась быть рядом с кем-то. Меня даже присутствие Зиты настораживало и вызывало внутренний протест, не говоря уж обо всех остальных. А теперь еще и оборотень объявился… и я совершенно не понимала, что происходит. Зачем он преследует меня столько времени? Что хочет этим сказать? Чего добивается? Именно это и пугало: я не понимала причин. Терялась в догадках, сомневалась и металась от одного предположения к другому, но никак не могла обрести опору. Не могла определиться. Не видела выхода.
Однако при этом твердо знала, что никогда и ни под каким предлогом я не стану есть принесенное им мясо. Лучше малины или грибов каких поищу по лесу, лучше поголодаю денек, но все равно не стану. И показывать свою злость тоже не буду. Пусть не надеется, что услышит от меня хоть одно слово. Пусть идет, если так сильно хочет. Пусть делает, что хочет — раз уж у меня нет никакой возможности этому помешать,
