даже не знаю, кто я! Наверное, чудовище? Может, пересмешник был прав?
— Мне жаль, если ты так думаешь, — прошептал Таррэн, прижимая щекой к ее макушке. — Потому что для меня ты все равно останешься Белкой.
— Жаль? — горько улыбнулась она. — У меня на спине вырезаны руны Полного Подчинения, эльф, а ты говоришь, что тебе жаль?! Неужели ты не понимаешь?! Неужели не слышишь?! Я убью тебя, если ты только сглупишь! Уничтожу, как личность! Сотру из этого мира, как стерли когда-то меня! А ты говоришь всего лишь «жаль»!
Он сильно вздрогнул и судорожно сглотнул, одновременно покрываясь холодным потом: так вот в чем дело!! Господи! Вот почему старая Грета так настойчиво велела ему НЕ СМОТРЕТЬ!! Вот почему пострадал Сар’ра! Руны Подчинения!!! Руны, убивающие разум у тех, кто их только увидит!! Руны, способные уничтожить саму суть живого существа, если только на активный рисунок не свезет бросить хотя бы мимолетный взгляд!! Прежний Вожак Гончих не сумел удержаться и немедленно пропал! Руны, вот где ответ!!
— О боги… сколько же их у тебя? — в ужасе прошептал Таррэн.
— Все. Для Тела, Души, Сердца и Духа, — неестественно ровно сообщила Белка. — Тем, кто увидит их целиком, грозят безумие и быстрая смерть. Полное Подчинение, если ты понимаешь. А тем, кому повезет рассмотреть первые две — вечная каторга собственных чувств, от которых не спасет ни время, ни расстояние и никакая магия. Даже тебя. Вот так-то, ушастый. Запомни: я — живая приманка. Ходячий афродизиак, прекрасная ловушка, на которой с одной стороны выжжены руны, заставляющие вас кидаться навстречу, сломя голову и забывая обо всем на свете. Но на моей спине точно так же горят руны Подчинения, от которых вы сходите с ума и теряете себя, прежних. Спереди — сладкая начинка, сзади — смертоносный капкан. Если я оплошаю, если не догляжу, не сумею удержать вас на расстоянии, кто-то может погибнуть. Нет, не умрет, как в бою или от болезни, не забудет прошлого, не утратит силы, но он никогда больше не будет прежним, понимаешь? Хоть король, хоть бродяга; эльф, гном или человек — никому не будет спасения, а я этого не хочу. Даже для тебя.
— Неужели никого способа…? — немеющими губами произнес он.
— Нет. Только смерть.
Таррэн горестно прикрыл веки.
— Это наша вина. Прости.
— Тебе не за что извиняться, — она покачала головой. — ИМЕННО тебе — не за что, поверь. Ты — другой. Ты не похож на своего брата. Не спорь, я знаю, о чем говорю. Ты настолько отличаешься от него, насколько я сама отличаюсь от обычной девчонки. Тебя даже ненавидеть не получается, как следует, и я уже сомневаюсь в том, что ты вообще — Темный!
— О нет. Я — чистокровный Темный, — горько усмехнулся эльф. — Поверь. Чище не бывает.
— Да, в вас течет одна кровь, ОН — твой брат, но и во мне этой крови хватает. Так что, можно сказать, мы все прокляты: я, он, ты… пусть вы и родичи, но теперь это не имеет никакого значения. По крайней мере, для меня. Да и, если честно, уже все равно…
— Знаешь, почему я отрекся? — неожиданно спросил он. — Знаешь, почему ушел из Леса? Почему бросил Род и семью, вопреки воле Совета?
Она с интересом покосилась.
— Именно из-за того, о чем ты говорила. Ты ведь помнишь многое из того, что знал Талларен, верно? Он поделился с тобой своей памятью, дал собственные воспоминания.
— Да. Он хотел, чтобы я знала, зачем он так поступает.
— Ты была права, девочка, — измученно вздохнул эльф. — И он тоже не обманул, когда накладывал узы, потому что мы на самом деле вымираем, как раса. Ты права во всем: мы теряем себя. Наши подруги давно утратили возможность настоящего материнства. Мы действительно медленно умираем, Белка, и это невозможно изменить! Мы не способны конкурировать ни с людьми, ни даже с гномами. Мы исчезаем с Лиары так же верно, как если бы сейчас шла война!
— А это и есть война, — невесело хмыкнула Гончая. — Ваша персональная война на выживание, в которой, как известно, все средства хороши.
Таррэн внезапно напрягся.
— Ты… видела?
— Да, — не стала отрицать Белка, и глаза ее холодно блеснули. — Я знаю, что была не единственной, кому выжгли на коже эти проклятые руны. Талларен хотел, чтобы я это знала. Прониклась теми «жертвами», которые он принес ради меня. Он хотел, чтобы я помнила, сколько времени он потратил на то, чтобы подобрать правильную комбинацию рун, которая не убила бы меня на месте, а изменила так, как было нужно ему. Я все знаю. Абсолютно все. Даже то, что никто, кроме меня, после ТАКОГО не выжил.
Таррэн внутренне похолодел. Да, он предвидел это. Чувствовал, что причина ее ненависти крылась не только в брате, но и в том, что ему в свое время НЕ помешали. Что его НЕ ОСТАНОВИЛИ, как следовало. Я (Я!!) не остановил!! Я пропустил этот ужас! Я не смог!! Если она видела то, что сотворил убитый ею наследник трона, если хоть краешком глаза подсмотрела его триумф, неожиданно превратившийся в болезненное поражение, то, значит, знает и все остальное.
Эльф прерывисто вздохнул и медленно отнял руку, не зная, имеет ли право прикасаться к ней после всего, что сделали его родичи.
— Ты был там в тот день, — сухо сообщила Белка. Без злости, без раздражения, просто констатировала факт. И он окончательно понял, что пощады не будет. — Ты видел, как
— Да, — неслышно согласился Таррэн.
— Ты знал, что происходит?
У эльфа по лицу пробежала болезненная судорога.
— Их было двадцать, — тихо сказал он, с трудом заставляя себя вспоминать. — Два десятка совсем юных девушек — красивых, невинных, чистых… чужих невест, оторванных от семьи и родного дома. У них не спрашивали согласия. Не спрашивали, хотят ли они стать будущим моего народа, потому что никому это просто не пришло в голову: Темный Лес никогда не ценил смертных. Людей у нас издавна считают чуть лучше животных. Вас презирают, ненавидят, вас проклинают и даже убивают… охотно. С презрением. С брезгливостью или вовсе равнодушно — Перворожденные слишком высокомерны, чтобы утруждать себя этическими нормами в отношении короткоживущих. Мы правили на Лиаре много тысячелетий, мы еще помним, как зарождалась ваша раса. Как помогали ей родиться из грязи и отбросов, из боли и пепла. Как выводили к свету, делились знаниями, как потом разошлись наши пути. Вы казались нам слабыми, беззащитными птенцами, детенышами, которые вскоре после рождения попытались укусить кормящую их руку. Не годными к сотрудничеству дикарями… прости, но это правда.
— Я знаю, — неестественно ровно сказала Белка и снова умолкла, но он хорошо почувствовал, как она напряжена и насторожена.
— Два века назад мой народ, наконец, осознал страшную истину, — печально улыбнулся эльф. — Мы, наконец-то, поняли, насколько дорого обошлась нам Эпоха Расовых Войн. Сообразили, что в этих войнах было утрачено самое дорогое, чем только можно гордиться — наше будущее, наше достояние, наша надежда. В тех боях мы потеряли почти всю молодежь.
— Не продолжай. Я хорошо знаю эту историю. И знаю также, что два века назад вы попытались исправить свою ошибку. Правда, за чужой счет.
— Да. Темный Владыка разрешил своему сыну попробовать кровосмешение — в глубокой тайне, в глубине Священной Рощи, куда заказан ход непосвященным. Он привлек к этому Хранителей Знаний, и они все (ВСЕ!!) согласились, что вопрос выживания целой расы стоит жизней нескольких смертных. Они работали много дней и ночей, пытаясь соотнести руны Изменения так, чтобы простые люди могли дать нам новых Перворожденных. Их смешивали, меняли, наносили на кожу магией, краской, а затем и самой кровью. Их вытравливали и выжигали до тех пор, пока не стало казаться, что все получается… — Таррэн крепко зажмурился, как наяву видя вереницу искаженных мукой лиц. — Они не слышали криков, не дали им ни единого шанса, они сделали то, за что в Интарисе издавна обрубают ноги по самую шею… они изувечили двадцать невинных жизней! Ради того, чтобы уничтожить одним махом, когда выяснилось, что родившиеся малыши были всего лишь полукровками!
