терпеливый. Мое время еще придет, когда мы вернемся'.
Они шли сквозь ночь посреди бесконечных теней по одинаковым улочкам. Где-то хрипло залаяла собака. Кто-то мочился у стены: журчание мощной струи слышалось удивительно отчетливо. Прозвучал отдаленный смех, стук копыт. По дороге они вспугнули каких-то мелких животных, бросившихся врассыпную при их приближении.
- Куда мы идем? - спросил Ронин.
Тунг вместо ответа ударил его в ухо.
Потом он негромко окликнул зеленых, которые шли впереди, и они повернули направо, на тускло освещенную улицу с довольно приличными с виду домами. Здесь жили явно зажиточные горожане.
Они приблизились к дому. Один из зеленых извлек из-под плаща чашку с рисом. У пленника со связанными руками округлились от страха глаза, он забился в судорогах, и второму зеленому пришлось его удерживать.
Первый зеленый медленно поставил чашку с рисом на землю, прямо напротив ступенек крыльца. Поднявшись, он достал пару палочек, наклонился опять и положил их рядом с чашкой. Потом повернулся, поклонился Тунгу и встал рядом с Ронином.
Тунг подошел к извивающемуся пленнику и ударил его кулаками по скулам, так что у того непроизвольно открылся рот. Пальцы левой руки Тунг засунул ему в рот и сноровисто ухватил скользкий язык. Правая рука взметнулась вверх. Сверкнул обнаженный клинок. Человек попытался закричать, но Тунг уже отрезал ему язык. Хлынула кровь, казавшаяся в полумраке черной. Голова пленника задергалась; он издавал утробные звуки, словно животное, отчаянно пытающееся воспроизвести человеческую речь.
Снова метнулся вперед тускло блеснувший кинжал. Голова пленника неестественно откинулась назад, его рот искривился в попытке крика. Ухватившись за окровавленные волосы, зеленый в третий раз поднял оружие. Потом он отпустил голову, что дергалась, как на пружине. Изуродованное лицо невидяще смотрело на Ронина двумя черными окровавленными дырами вместо глаз.
По кивку Тунга один из зеленых обнажил топор и подрубил пленнику сухожилия под коленями сзади. Тот рухнул на колени в уличную пыль и упал в собственную кровь.
Тунг наклонился и положил язык и глаза в рис, торжественно и обстоятельно, словно это были изысканные деликатесы, предназначенные для разборчивого гурмана. Затем зеленый уложил тело рядом с чашкой и палочками.
Стоявший рядом с Ронином зеленый подал Тунгу желтый шелковый платок. Тот вытер руки.
- Он слишком много знал, - сказал он, подступив вплотную к Ронину. Но рассказывал он об этом не тем людям.
Он подтолкнул Ронина, и они зашагали обратно той же дорогой, по которой пришли сюда. Шаангсейская ночь поглотила их.
- Прискорбно, - вещал Ду-Синь, - что мы, охраняющие Шаангсей, вынуждены править при помощи страха. Таков закон города, объективная данность, если хотите, и мы рассматриваем сей печальный факт как нормальное состояние нашего бытия. Двух мнений на этот счет быть не может. Страх побеждает все. Если вы обратитесь к кубару с таким предложением: 'Скажи нам то, что нам надо узнать, иначе нам придется отрезать тебе ногу', - он вам выложит все, ему просто придется, потому что без ноги он не сможет работать на маковых полях и кормить семью. Точно так же, если вы скажете риккагину: 'Говори, или мы отрежем тебе руку, в которой ты держишь меч', - как вы думаете, будет он с вами сотрудничать?
Ду-Синь расхохотался, его жирное лицо всколыхнулось, а потом сделалось грустным.
- Народ Шаангсея страдает. Его обкрадывают хонги, риккагины и кантонские жрецы, изрыгающие кощунственные мерзости. Но слава воров, убийц и злодеев достается зеленым. - Он сцепил жирные пальцы. - Какая гнусная клевета!
- И это оправдывает то, что только что сделал Тунг со своими подручными? - спросил Ронин.
- Оправдывает?! - изумился Ду-Синь. - Нам не нужно оправдываться. Мы делаем то, что должно быть сделано. Больше никто этого не сделает. Этот город должен выжить. И он выживет. С нашей помощью. - Он устроился поудобнее в плетеном кресле. - То, что вы видели, было продемонстрировано как моральный урок. Теперь вы можете оценить наше многотерпение.
Он протянул Ронину серебряную цепочку.
- Где ваша? - неожиданно резко спросил он.
- Я видел только эту, - ответил Ронин.
- Свою вы, наверное, спрятали?
- Я видел только эту.
- В Шаангсее вы выполняете то же поручение, что и все остальные?
- Я даже не слышал об этом городе, пока меня не выловили из воды.
- На корабле вы и встретились с тем человеком?
- Я никогда его раньше не видел...
- Есть множество способов, чтобы заставить вас говорить правду, и Тунгу известны все. Вряд ли мне надо вам напоминать, как он жаждет заняться вами самолично.
- Правда и так уже сказана.
- Сказана настоящим героем, - с сарказмом заметил Ду-Синь. - Неужели вы так глупы? Неужели вы думаете, что нам не хватит умения вас сломать?
- Нет, я так не думаю. В конце концов вам удастся это сделать. Тогда я буду вынужден солгать, и вам придется меня убить.
- Нам нужна только правда.
Ронин усмехнулся.
- Правда и моя жизнь в придачу. Я не кубару и не жирный хонг, на которых могут подействовать ваши угрозы. Я не из этого города, и я не трепещу от страха перед зелеными, как все остальные жители Шаангсея. Вы для меня ничто.
Он смотрел в синие немигающие глаза.
- Кроме того, все эти разговоры носят весьма отвлеченный характер. Будущее этого мира предопределено. Все ваши хитроумно сплетенные сети не будут стоить вообще ничего, если не остановить Дольмена.
За спиной у него зашевелился Тунг.
- Глупость какая...
Ду-Синь жестом велел ему замолчать. Синие глаза моргнули, и на мгновение Ронину показалось, что в глубине этих глаз мелькнула неуверенность, настолько чуждая Ду-Синю.
- Он знает о буджуне, - сказал Тунг. - Я вижу. Он может нам рассказать...
- Молчать! - взревел Ду-Синь. - Глупец! Хочешь лишиться языка?
Он сделал большое усилие над собой, чтобы успокоиться.
- Пусть Чей пришлет четырех людей, - распорядился он после короткой паузы.
Подойдя к двери, Тунг что-то тихо сказал стоявшему снаружи зеленому. Когда он вернулся, Ду-Синь взглянул на него:
- А теперь подайте ему его меч.
Серебристые промельки при свете лампы. Один, потом второй. Холодные, тяжелые, остро заточенные клинки. Свист изогнутых лезвий, едкий запах пота и звериного страха. Мелькание сбоку, на периферии его поля зрения. Свет пробегает по его клинку; у него замирает сердце, тело переполняется энергией, мысль работает стремительно. Меч у него обоюдоострый. Выпад и обратный ход.
Они не разгадали его маневра, поскольку стиль боя у них был другой, а привыкание к новому стилю противника требует времени. Времени он им не дал. Клинок метнулся к нему снизу, но он отбил его в сторону, одновременно сделав выпад назад и ударив зеленого, что находился сзади. Тот вскрикнул. Из раны на боку хлынула кровь. Зеленый зашатался и рухнул.
Ронин развернулся, почувствовав, что по его плечу скользнуло лезвие топора, разрезав одежду. Он сделал выпад мечом: клинок с лязгом столкнулся с топором, высекая голубые искры. Отбив еще два удара, Ронин сделал косой выпад снизу, нанес зеленому укол в солнечное сплетение и тут же выдернул меч. Воин упал на колени, зажимая рану трясущимися руками и безуспешно пытаясь остановить поток крови. В воздухе все отчетливее пахло смертью.
