активизацию работы партийных и комсомольских организаций. А они у нас к тому времени были довольно полнокровными. К моменту наступления в войсках армии на учете состояло свыше 21 тысячи членов и кандидатов в члены ВКП(б) и около 12 тысяч комсомольцев. Только коммунисты были объединены в 519 первичных и в 1037 ротных парторганизациях. А это— сила, способная решать любые возложенные на нее задачи.
Для оказания практической помощи войсковым политработникам, руководителям партийных и комсомольских opганизаций мы послали в соединения прорыва и части подвижной группы по два-три представителя политотдела армии. Практически в войска выехали все офицеры поарма. Каждый из них получил конкретные указания, в каком полку он должен вести работу и что делать. Такая конкретизация заданий была необходима потому, что свой план работы мы решили в целях сохранения тайны подготовки к операции не размножать. Делать какие-либо записи тоже не рекомендовалось. Все начальники отделений, инспекторы и инструкторы поарма были предупреждены, что их доклады о проводимой в войсках работе мы с моим заместителем полковником Н. И. Закамским будем заслушивать непосредственно в соединениях.
Сам я решил в первую очередь побывать в 28-й стрелковой дивизии, которой предстояло действовать в первом эшелоне прорыва. Но прежде всего надо было заскочить на армейский КП, чтобы перед отъездом доложить командованию о принятых нами мерах по реализации плана. Он размещался тогда в добротном блиндаже на окраине деревни Ворохобы.
Не успели мы, однако, обменяться с командармом и членом Военного совета армии несколькими словами, как в блиндаж в сопровождении группы старших офицеров вошел командующий фронтом генерал армии А. И. Еременко. Плотный, широкоплечий, он, судя по всему, был в прекрасном настроении. Чуть ли не с порога спросил:
— Ну что тут у вас? Как идут дела?
Командарм доложил по карте обстановку, сообщил о начале перегруппировки войск. Выслушав, командующий фронтом присел к столу и с полчаса о чем-то негромко беседовал с Галицким. Вероятно, давал дополнительные указания. Затем обратился ко мне:
— Вот что, товарищ полковник. Надо подготовить обращение к бойцам от имени командования фронта. И отпечатать его заранее, чтобы успеть перед прорывом распространить в войсках.
— Когда это необходимо сделать?
— Если успеете, то сегодня к концу дня.
— Будет исполнено.
Срочно вызвал на КП начальника отделения пропаганды и агитации поарма подполковника X. И. Блехмана. Вдвоем мы довольно быстро составили текст обращения. Показали Галицкому и Литвинову. Они одобрили. Вечером оно уже было подписано командующим фронтом. Одновременно мы подготовили и текст обращения к войскам Военного совета армии. Оба документа на следующий же день напечатали в виде листовок большими тиражами.
В 28-ю стрелковую дивизию удалось выехать лишь на рассвете. Это соединение мне было хорошо известно, в нем я лично знаком со многими командирами и политработниками. Дивизией командовал полковник М. Ф. Букштынович, недавно сменивший на этом посту генерал-майора С. А. Князькова, назначенного заместителем командующего армией. Михаил Фомич был человеком образованным, безупречным знатоком тактики, внешне добродушным, но очень требовательным начальником. Будучи еще заместителем командира 357-й стрелковой дивизии, он показал себя великолепным организатором боя при штурме Великолукской крепости.
Под стать комдиву были и командиры полков, особенно 88-го стрелкового — полковник И. С. Лихобабин и 144-го стрелкового — полковник Ф. А. Голенков. За время войны оба они прошли нелегкий путь становления, не раз отличались личной смелостью в боях, непреклонной решимостью и твердостью в достижении цели. Федор Ануфриевич Голенков еще совсем недавно был политработником, окончил курсы «Выстрел» и, вступив в командование полком, уже успел зарекомендовать себя умным, вдумчивым строевым командиром.
Политотдел 28-й дивизии возглавлял подполковник М. X. Шапиро, кадровый политработник, хорошо знающий свое дело, но не лишенный подчас излишней горячности.
В этот раз меня прежде всего интересовал вопрос о том, насколько умело поставлена партийно- политическая работа в штурмовых батальонах, которым предстояло первыми атаковать оборону противника при прорыве. Как следовало из доклада Шапиро, такие батальоны были созданы в дивизии еще задолго до приказа о подготовке к наступлению, туда специально отобраны самые опытные бойцы и командиры. В их составе значительно больше, чем в других подразделениях, коммунистов и комсомольцев. Партполитработа ведется непрерывно. Воины штурмовых батальонов знают, что им будет доверено выполнение наиболее ответственной задачи, и гордятся этим. В полной мере готовы к наступлению и другие подразделения дивизии.
Вскоре мне удалось убедиться в этом лично, когда я вместе с начальником политотдела побывал в полках Лихобабина и Голенкова, в штурмовом батальоне старшего лейтенанта И. Д. Чистилина, в ряде других подразделений. И хотя большинство командиров и политработников, а тем более бойцы ничего не знали о предстоящей наступательной операции, общий боевой настрой был высоким. Как всегда в подобных случаях, воины догадывались: если началась перегруппировка войск, значит, близятся новые бои, значит, готовится наступление.
Такое же настроение царило и в 21-й гвардейской стрелковой дивизии гвардии генерал-майора Д. В. Михайлова и в 78-й танковой бригаде полковника Я. Г. Кочергина, в которых я побывал незадолго до наступления.
По просьбе командования и политотдела 78-й танковой бригады поарм издал массовым тиражом листовку о передовом механике-водителе старшине Иване Фильчакове, многократно отличившемся в боях и награжденном орденами Красного Знамени, Красной Звезды и медалью «За отвагу». В листовке были описаны боевые подвиги Ивана Фильчакова, недавнего колхозника из села Кромбыка Курской области. Особо подчеркивалась необходимость тесного взаимодействия между экипажами и стрелками в бою. Листовку с интересом читали танкисты и воины других специальностей, в том числе гвардейцы 21-й стрелковой дивизии.
Дня за три до начала наступления ко мне в политотдел зашел член Военного совета армии по тылу П. В. Мирошников. Он, видимо, только что вернулся из очередной поездки в войска, устал, но по-прежнему был жизнедеятелен, улыбчив. Поздоровавшись, Петр Васильевич присел к столу и сразу же высказал упрек в мой адрес:
— Забыли вы о тылах, Федор Яковлевич. Объехал я все базы, побывал во многих тыловых частях, в автобатальонах и авторотах. И нигде, представьте себе, не встретил работников политотдела армии. А ведь у нас, тыловиков, сейчас не менее горячая пора, чем в передовых частях. И нам тоже нужна помощь поарма.
С его замечанием нельзя было не согласиться. Действительно, планируя партийно-политическую работу на время подготовки к наступательной операции в частях и соединениях переднего края, мы как-то выпустили из виду тылы. Пришлось срочно исправлять этот промах. В тыловые подразделения в тот же день была направлена группа политработников из резерва армии с задачей активизировать работу партийных организаций автотранспортных рот и батальонов, помочь командованию тыла обеспечить бесперебойную доставку грузов для войск переднего края. Им также вменялось в обязанность проверить готовность госпиталей к приему раневых, организовать политическую работу среди медицинскою персонала и легкораненых.
Подготовительный период близился к концу. 5 октября во всех подразделениях ударной группы состоялись партийные и комсомольские собрания. На повестке дня был всего лишь один вопрос: «О передовой роли коммунистов (комсомольцев) в бою». А незадолго до наступления, в ночь на 6 октября, всюду, где имелась для этого возможность, прошли митинги. Теперь уже не было необходимости сохранять в тайне цель наступательной операции. До личного состава были доведены обращения командования фронта и Военного совета армии. В них говорилось, что перед войсками армии стоит одна задача — сломить сопротивление врага и взять важный в оперативном отношении город Певель.
Утро 6 октября выдалось не по-осеннему ясным, солнечным. Казалось, сама природа вместе с воинами 3-й ударной армии радовалась тому, что снова настала пора двигаться вперед, на запад, очищать родную
