Вечером Клеарх явился к Таху в багряный шатер с серебряными колышками. Возле шатра копошились двое рабов, копая канавку для отвода воды. Клеарх вошел; Tax лежал на ложе, завернувшись с головой в покрывало с золотыми кистями и плакал. Клеарх стал его утешать по-персидски и говорить, что Диотим (командир Эвагора) не получил преимущества.
- Конь мой, - ответил Tax, перевертываясь, - у Диотима. Золотистый, и белые кольца на ногах.
'Да, - подумал Клеарх, - все-то я не выучусь по-персидски'.
Он, собственно, вот зачем пришел: перебежчик донес, что Эвагор посылает в город Амафунт отряд и ящики с казной. Если взять сотню всадников, можно догнать и перебить ночью.
- Кто же станет драться ночью, когда не видно ни доблести, ни трусости? - возразил Tax.
x x x
А на следующий день Бион переоделся в крестьянскую одежду и пошел посмотреть на вражеский лагерь.
Вот он вышел за ворота, идет и видит: впереди какой-то плешивый старик погоняет ослика, на ослике бурдюки с вином, едет торговать во вражеский лагерь. Тут Бион подумал: 'Клянусь Зевсом! Ведь это будет подозрительно, если я явлюсь с пустыми руками!' Бион связал плешака и кинул в канавку, а ослика погнал дальше сам. По дороге пришло ему в голову, что неплохо бы убедиться, что за товар продаешь, да и солнышко припекло.
Ручья, однако, поблизости не нашлось. Бион подумал и выпил неразбавленного вина, и оно ему так понравилось, что он пробовал товар еще три раза.
Вот к полудню пришел он во вражеский лагерь, а вино в нем уже играло. Он стал осматривать лагерь и продавать вино и, когда все распродал, сел у костра и заслушался оратора. А оратор говорил, что персы, не сумев покорить эллинов оружием, решили добиться своего деньгами, и не кто иные, как они, единственная причина раздоров в Элладе. 'И вот пример, - говорил оратор, недавно Агесилай завоевал половину Азии, разграбил и Сарды, и Даскилий! И Тиссаферна провел, заставил сатрапа ждать его со своим войском в Карий. А спартанец отправился во Фригию. И тогда-то, почуяв гибель, персы послали в Элладу сражаться тридцать тысяч золотых царей, нарисованных на золотых дариках, и по всей Элладе города возмутились против Спарты, и эфоры велели Агесилаю возвращаться.
Не лучше ли было бы, однако, всем грекам объединиться и искать общих выгод в войне против персов? Разве справедливо, чтобы эти люди, изнеженные и малодушные, рабы по природе, ходили в волочащихся одеяниях и золотых браслетах, а свободные эллины получали от них жалкую наемную плату? И, клянусь, их раззолоченное оружие не прибавляет им силы, зато прибавляет зависти у их врагов'.
Бион, человек прямой и открытый, заслушался оратора, ведь сам он хотя и аркадянин, служил наемником в войсках у Агесилая и очень жалел, что .вместо того чтобы идти за сокровищами Вавилона, пришлось возвращаться в Элладу. И он сжал кулаки и громко закричал:
- Клянусь Зевсом, ты прав, афинянин!
Тут на него стали оборачиваться, и один сказал: 'Что тебе за дело, киприот, до эллинов'. А другой: 'Да ты по выговору аркадянин'. А третий: 'Да уж не лазутчик ли ты?' Тут Бион хотел было убраться восвояси, но оратор закричал: 'Отведем к командиру, пусть разбирается!' Схватили под локти и повели. Тут холодный пот прошиб Биона, так что весь хмель с него слетел, и он стал говорить, что живет за соседним леском и участок у него три плефра, чеснок да лук-порей. И тут - надо же такому случиться - вдруг из толпы выскочил тот самый плешивый старикашка, у которого Бион забрал по пути вино, вцепился, как репей, и закричал:
- Это вражеский лазутчик, и вино, и осла он отнял у меня! - весь трясся от жадности и колотил грека руками и ногами, так что многие наемники стали даже возмущаться, что плешак готов человека из-за осла съесть.
А плешак заплакал и сказал:
- Люди добрые, отведем его не к Евкрату, а к Диотиму, потому что повесят его все равно, но Евкрат заберет моего осла себе, а Диотим подарит его мне...
Посмеялись и пошли к Диотиму. Того, однако, в палатке не оказалось.
Напротив был дровяной сарай, Биона отвели туда, и крестьянин стал опять его бить и привязывать к столбу посредине так старательно, что Бион сказал ему:
- Эй, приятель, я не виноградная лоза!
Наемники, соскучившись, ушли; плешака оставили в сторожах. Тот, наконец, выдохся, вынул из-за пазухи лепешку и стал ее есть. Биону было досадно, как никогда в жизни, и при виде лепешки так и заурчало в животе.
Он вздохнул и сказал:
- А все-таки это была замечательная речь.
- Друг мой, - откликнулся плешак, - это была очень глупая речь, потому что Агесилая победили не персидские деньги, а спартанская ограниченность. Не сам ли он выбирал: защищать родину или повторить подвиг Кира? Тому, кто задумал покорить Азию, надо думать не о единстве греков, а о единении наемников, а про Грецию забыть, что она существует.
Тут плешак снял бычий пузырь с головы и бельмо с глаза - и Бион увидел, что пред ним не кто иной, как Клеарх.
- Надеюсь, я не сильно тебя бил, - сказал Клеарх, распутывая узлы, но иначе мне не поверили бы и не оставили с тобой вдвоем. И потом, это тебе наука за простодушие: как же ты утром не удивился, встретив сразу за воротами одного лагеря крестьянина, который идет к другому лагерю! А если б я был вражеский лазутчик?
Вот они раскопали крышу сарая и выбрались, а напротив, у белой палатки, стоял конь, золотистый, с широкой спиной и крутыми бедрами, с белыми кольцами на ногах. На морде у коня была торба с ячменной толкушкой.
Неподалеку спал конюх. Клеарх накинул на себя его плащ, подошел к коню и стал снимать торбу. Конюх зашевелился. Клеарх быстро нагнулся и сделал вид, что сыплет в торбу зерно. Конюх принял его за товарища.
- Не надо, ему уже давали, - спросонок сказал он.
Клеарх стал гладить коня. Конюх заснул.
- Что ты хочешь? - тихо спросил рядом Бион. - Если мы украдем коня, начнется переполох. А если мы уйдем тихо - смотри, они все пьяные, можно ночью напасть и разбить их.
Клеарх передернулся в темноте и сказал:
- Стыдно ночью... тьфу, то есть я хотел сказать, стыдно греку воевать против греков. Ты вот о чем подумай: если бы всеми наемниками и с той и с другой стороны командовал один человек, кто бы против нас устоял?
Клеарх вскочил на золотистого коня, Бион на гнедую кобылу. Они ускакали, но переполох и в самом деле был ужасный.
x x x
Через месяц с основным войском прибыл Тирибаз. Дела сразу пошли на лад - Тирибаз был отменным командиром. Он разбил Эвагора и запер его в Саламине, а на море при Китии его зять, флотоводец Глос, разбил ионийский флот.
Греческие наемники любили Тирибаза беспредельно; изобилие награбленного в лагере было таково, что бык стоил драхму, а раб - три драхмы. Тирибаз велел устроить рынок и дал остров на разграбление, полагая, что этим скорее склонит Эвагора к миру, и, кроме того, зная, что война, которую он ведет, совершенно бесполезна и Эвагор отложится, едва персы уйдут с острова. А того, что Эвагора можно казнить как тирана, Тирибаз и не подозревал, потому что у персов только такая война считается справедливой, при которой противнику оставляют и жизнь, и владения.
Впрочем, помимо греческих наемников у Тирибаза были и другие: фракийцы, пафлагонцы, меоты, кадусии - войско должно состоять из разных племен, так как одноплеменников нельзя использовать для наказания друг друга.
Были также и финикийцы. Несмотря на то, что они составляли большую часть населения острова, они не воевали, а лишь предоставили свои корабли для перевозки войск и следовали за армией, скупая и продавая. Если бы финикийские купцы умели воевать, они бы покорили весь мир. Но если бы они умели воевать, они бы не были купцами.
Итак, народов было множество, а способов войны всего два: персидский и греческий.
Персы были всадниками и лучниками; шли в бой разряженные, как на пир или на свадьбу, потому что
