КПСС и руководил аппаратом Президента СССР. Именно его потом в августе 1991 года пресса называла 'серым кардиналом' горбачевского окружения. Когда из редакции 'Правды' позвонили мне в Токио и поручили взять интервью у Яковлева, то рекомендовали сначала переговорить об этом с Болдиным, который, дескать, в прошлом работал в 'Правде', а потому с пониманием отнесется к этому заказу редакции и уговорит Яковлева дать интервью. Работая вдалеке от Москвы, я мало интересовался расстановкой сил в аппарате ЦК КПСС, а потому ни имя, ни должность Болдина мне до того времени не были известны. В первые же часы после приезда делегации в Токио я прибыл в гостиницу 'Ройял', где остановилась делегация, и, миновав плотную охрану полицейских, одетых в штатские костюмы, направился в номер Болдина. Видимо, он спал, так как открыл мне дверь будучи в майке и трусах. Потом, узнав о поручении, направленном мне из редакции, он сходил за Яковлевым, чей номер был где-то рядом, привел его в свой номер, где я и договорился о месте и времени встречи с главой делегации. Поскольку я не имел никакого представления о том, кто такой Болдин, то с удивлением наблюдал, что с Яковлевым он говорил на равных, а не как с главой делегации, да и у Яковлева в общении с Болдиным не проскользнуло ни одной начальственной нотки. Будучи благодарен Болдину за посредничество в выполнении заказа газеты, я предложил ему прогулку по вечернему Токио, в котором он, как выяснилось, никогда не бывал. Болдин согласился, и мы вдвоем поехали в вечерний квартал Синдзюку, а потом на Гиндзу. Но что меня тогда удивило - так это реакция моего гостя на незнакомую ему экзотическую Страну восходящего солнца. На протяжении всей нашей поездки мой спутник молчал и не задал мне ни одного вопроса ни о стране, куда он приехал впервые, ни о жизни и обычаях японцев. На мои же вопросы о том, чем он занимается в ЦК (я действительно не знал ничего о нем) он отвечал скупо и неохотно. Теперь я понимаю, что эти вопросы могли его раздражать и обижать (важные персоны уверены, что все должны все знать о них). Прогулка по Токио прошла поэтому у нас довольно скучно. На ночную жизнь японской столицы он смотрел без малейшего интереса в глазах: ни бешеные пляски огней рекламы вечерней Гиндзы, ни редкое по красоте скопище новеньких, элегантных небоскребов в районе Синдзюку, ни шумные толпы подвыпивших японцев, вываливавшихся из баров, ночных клубов и кабаре увеселительных кварталов столицы,- ничто не вызвало у него никаких эмоцией. На все это он смотрел так, будто ему нечто подобное приходилось ежедневно видеть в Москве. Не задавал он мне и вопросов ни о политической жизни Японии, ни о советско-японских отношениях, и даже мой рассказ о японских территориальных домогательствах слушал как-то отрешенно и рассеянно. После этой совместной прогулки по ночному Токио я утратил к Болдину всякий интерес.
Поэтому, честно говоря, я был удивлен, когда спустя полтора года во время августовских событий в Форосе и в Москве я узнал из сообщений прессы о том, что именно Болдин был тем человеком, который, переметнувшись на сторону ГКЧП, пытался безуспешно склонить Горбачева к уходу в отставку. Странно, что такие осторожные, молчаливые, безликие люди могли браться за столь ответственные политические дела.
Кстати сказать, осенью 1990 года я встретился в Токио и еще с одним будущим лидером ГКЧП - Геннадием Ивановичем Янаевым, с которым я был знаком ранее по совместным делам в ССОДе (Янаев был там заместителем председателя ССОДа, а я был вице-президентом общества 'СССР - Япония'). Тогда Янаев, будучи уже членом Политбюро и секретарем ЦК КПСС, прибыл в Токио в связи с подготовкой к предстоявшему визиту в Японию М. С. Горбачева. Поводом для встречи с ним стало его интервью для 'Правды'. Собственно интервью как такового не было - он дал мне текст одного из своих выступлений, заготовленных для него, по-видимому, его референтами, и попросил меня 'по-дружески' сделать из этого выступления 'интервью'. Перед его отъездом я приехал к нему в гостиницу, чтобы дать ему на просмотр подготовленный мною текст. Встретились мы с ним в его номере. По старой привычке разговор у нас с ним шел на 'ты'. Я спросил его, что он, Гена, думает по поводу развития политической ситуации в Советском Союзе, которая казалась мне крайне нестабильной и чреватой крутыми переменами. Гена подтвердил мои опасения. 'Будет еще хуже',- сказал он тогда многозначительно. Но расшифровывать эту мысль не стал.
Больше с тех пор мне не доводилось с Янаевым встречаться. Доброжелательного отношения к нему после ГКЧП я не изменил. Янаев остается в моей памяти как общительный, простоватый партработник- профессионал, беда которого состояла лишь в том, что по прихоти Горбачева он оказался на слишком высоком государственном посту в слишком сложный момент, требовавший от тех, кто занимал такой пост, большей решительности, большего властолюбия, большей дальновидности и большей готовности рисковать жизнью во имя поставленных целей. Такими качествами обыкновенный аппаратный функционер Геннадий Янаев - увы! - не обладал.
Зато решительностью, амбициозностью и властолюбием прямо-таки разило от другого советского гостя, прибывшего в Японию по приглашению японской стороны еще в самом начале 1990 года. Я имею в виду тогдашнего кандидата в президенты России Бориса Николаевича Ельцина, ставшего в то время в нашей стране признанным лидером всех тех, кто именовал себя 'демократами'. Его приглашение в Японию было, разумеется, не только проявлением любопытства к новому политическому лидеру Советского Союза, сумевшему на волне горбачевской 'перестройки' обеспечить себе поддержку широких кругов общественности и открыто вступить в борьбу за власть. Главная цель японцев состояла в том, чтобы выявить отношение Ельцина к территориальному спору Советского Союза с Японией. В выступлениях Ельцина они надеялись получить подтверждение тем предположениям, которые возникли и укрепились у них в связи с выступлениями Афанасьева и Сахарова, а именно - предположениям о готовности оппозиционных Горбачеву кругов пойти навстречу японским территориальным требованиям и безотлагательно начать обсуждение условий передачи Японии южных Курильских островов. Этим объяснялся тот большой интерес, который проявили японские средства массовой информации к выступлению Ельцина в Токийском пресс- клубе, состоявшемуся 16 января 1990 года.
Я присутствовал на этой пресс-конференции и записал на магнитофон все выступление Ельцина, значительную часть которого заняла резкая критика политики Горбачева и его непоследовательности в проведении 'перестройки'. Писать об этой критике здесь нет необходимости. В то же время считаю необходимым дословно воспроизвести ту часть выступления, в которой будущий президент России изложил свою программу 'пятиэтапного решения территориального спора с Японией'. Вот что сказал тогда Б. Ельцин по поводу так называемого 'территориального вопроса' в советско-японских отношениях:
'Конечно, перед тем как ехать сюда, наша делегация и я лично изучили всю историю этого вопроса, начиная с прошлого века - с 1854 года. Надо сразу себе уяснить, что лобовое решение этого вопроса невозможно. Есть общественное мнение в Японии, есть сейчас уже общественное мнение и в СССР. Начиная с 1945 года все эти годы говорилось, что этой проблемы не существует. Общественное мнение нашей страны сформировалось и исходит из того, что проблемы этой нет. И если бы руководство приняло лобовое решение (давайте отдадим четыре острова Японии), то такое руководство перестало бы существовать. Народ нашей страны убрал бы его. И хотелось бы, чтобы японцы это понимали.
Но проведение твердолобой политики в данном вопросе тоже не годится. Ведь мы представляем собой две из нескольких крупнейших держав мира. Ведь за нами колоссальный интеллектуальный и технический потенциал Японии и практически неограниченный рынок Российской Федерации. Поэтому - здесь я высказывают свое личное мнение, это не мнение официального руководства или части его - мне вырисовывается вот такая поэтапность решения этой проблемы.
Прежде всего необходимо признать, что территориальная проблема существует. В этом направлении и надо формировать общественное мнение. Объявить же об этом можно уже в этом году, если ситуация будет нормальная. Или же это сделает Горбачев в 1991 году.
Второй этап - через 3-5 лет следует объявить острова территориями свободного для Японии предпринимательства или, если пользоваться американской терминологией, 'зоной наибольшего благоприятствования японской экономике'.
Третий этап - демилитаризация островов. Это надо сделать потому, что сегодня острова эти принадлежат скорее не государству, а военным. На это потребуется 5-7 лет, ибо это не простой вопрос.
И вот далее, на четвертом этапе, японской стороне тоже следовало бы сделать полшага навстречу. Вы говорите, что мирный договор можно подписать только при условии передачи всех четырех островов Японии. В моем же варианте мирный договор подписывается как бы на середине пути - на четвертом этапе: тогда он тоже способствовал бы дальнейшему улучшению взаимоотношений и пониманию конечной
