Фонтенбло ускорила шаг и, поравнявшись с ветеринаром, попыталась заглянуть в его усталые темно- серые глаза.
– Понимаю… – не очень уверенно подтвердила она. – А можно сделать обратную операцию?
На этот раз Шмулер не выдержал и остановился.
– Хотите кастрировать собаку? – прямо спросил он.
– Не-ет, – смутилась вдова. – Ни в коем случае! Я лишь хочу, чтобы она стала прежней Милли… Сукой.
– На вашем месте я прежде поинтересовался бы мнением пса, – Шмулер даже не скрывал раздражения. – Извините, мадам, но у меня сегодня полно вызовов!
Он резко повернулся и решительно зашагал к своему фургону с броской надписью «Мы лечим ваших любимцев!» на борту.
Вернувшись в дом, Фонтенбло зашла в большую, со вкусом обставленную гостиную, где на стенах висело несколько картин старых мастеров. Эти картины когда-то собирал ее покойный супруг, который, будучи человеком предусмотрительным, позаботился, чтобы каждое из драгоценных полотен было закрыто стеклом для надежной защиты от пыли и пальцев любопытных гостей.
Выпустив болонку на пол, баронесса медленно подошла к одной из картин и тупо уставилась на холст с изображением незатейливой пасторали. Кроме влюбленной парочки, целующейся на зеленом холме рядом с овечьим стадом, Фонтенбло разглядела внутри рамы отражение своего изумленного лица.
– Подумать только: сучка с яйцами, – прошептала она и сокрушенно покачала головой. – Скажи кому – не поверят…
Она хотела уже пожаловаться самой себе, что, переменив пол, собака поступила бесчестно, но внезапно резкая и сильная боль в пояснице заставила ее согнуться пополам.
Спустя несколько минут, когда Фонтенбло немного полегчало и она смогла медленно разогнуть ноющую спину, вдова вновь увидела перед глазами знакомый холст.
На нем все было по-прежнему: и стадо, и зеленый холм, и даже пастух, держащий в объятиях свою любимую. И все же какая-то деталь увиденного заставила вдову мгновенно забыть про боль в спине и замерев от страха. Фонтенбло не сразу догадалась, что именно поразило ее в картине, которую баронесса знала не хуже собственного лица.
Она долго смотрела на холст, прежде чем обратила внимание на свое отражение в защитном покрытии живописного полотна. В следующий миг из уст баронессы вырвался долгий дикий крик…
Когда встревоженная Мэб примчалась в гостиную, Патси Фонтенбло была в полуобморочном состоянии. Увидев на полу мужчину в хозяйкином платье, Донован взвизгнула и хотела тут же дать деру, но затем все же пересилила страх и приблизилась к незнакомцу на безопасное расстояние.
Рассмотрев его лицо, Мэб обнаружила, что тот удивительно похож на баронессу. Однако фигура мужчины была несколько крупнее фигуры хозяйки, из-за чего платье разошлось по швам на плечах и в талии.
«Странно, она никогда не говорила про брата-близнеца», – мелькнуло в голове служанки.
Незнакомец на полу двинул рукой.
– Мэб… – тихо позвал он.
Донован вздрогнула от неожиданности и, превозмогая страх, осторожно шагнула к лежащему, готовая в любую минуту броситься наутек.
– Мэб… это я, – снова откликнулся незнакомец, и в его низком голосе служанке почудились знакомые интонации. – Не вздумай вызывать врача: я не хочу скандала…
– Да, мадам, – послушно кивнула изумленная Мэб, но затем, сообразив, что сказала что-то не так, тут же поправилась. – Как вам будет угодно, мсье…
Заметив, что мужчина вот-вот потеряет сознание, она всплеснула руками и бросилась на кухню за водой.
Глава 12
Торчать в коридоре клиники рядом с палатой, в которой временно содержался опасный преступник, было не столько почетно, сколько невыносимо скучно. Уже через час после начала дежурства сержант Джоунз буквально изнывал от тоски.
Этот молодой здоровяк с жесткими каштановыми волосами и веснушчатым лицом не любил топтаться на одном месте больше пяти минут, и наружная охрана палаты оказалась для него изощренной пыткой. Сержант то и дело пялился на настенные часы, но те, как назло, еле передвигали стрелки.
Единственным утешением для Джоунза были ножки местных медсестер, за которыми сержант следил с неослабевающим вниманием. Красивые ножки показывались в длинном коридоре не часто, но если уж они попадали в поле зрения полицейского, тот не упускал возможности полюбоваться женскими прелестями, не слишком заботясь, как к этому отнесутся немногочисленные окружающие, среди которых преобладали пожилые пациенты и их врачи.
Когда из-за поворота в конце коридора показалась тележка, в каких обычно младший медперсонал развозит пищу и лекарства больным, сержант насторожился, но затем, разглядев, что тележку толкает пожилая медсестра, отвернулся с безразличным видом.
Вскоре женщина с тележкой остановилась рядом. В белом халате и большом накрахмаленном колпаке она была похожа на худого снеговика в очках. Судя по значку на груди, снеговика звали Кларисс Родэм.
– Сержант, я должна дать больному некоторые лекарства, – голос медсестры был резок и неприятен. – Кроме того, доктор Питтс попросил поставить ему клистир.
– Разумеется, мэм, – кивнул Джоунз, переводя взгляд с блеклого невыразительного лица сестры Родэм на тележку, покрытую большой салфеткой. – Но, по инструкции, я обязан проверить, что вы везете в
