в девять часов. Вид у мистера Грегга был помятый, несмотря на безукоризненный темно-серый костюм и сверкающую белизной рубашку. То ли плохо проведенная ночь, то ли другие заботы наложили отпечаток на его лицо. Мистер Грегг прошелся по кабинету, посмотрел в окно. На улице шел дождь, крупный весенний дождь. Грегг распахнул окно. В кабинет вместе с ароматным свежим воздухом ворвался шум большого города.
— Мистер Грегг, вас спрашивает господин Пронский, — доложила секретарша.
— А-а. Впустите.
Пока Пронский стягивал в прихожей мокрый плащ, мистер Грегг закурил сигарету и сел в кресло.
— Как поживаете, господин Пронский? — мистер Грегг был учтив. Ему это не стоило денег.
— Спасибо, хорошо.
— У вас есть что-нибудь интересное для меня?
— Надеюсь, кое-чем порадую вас, шеф.
— Очень хорошо. Присаживайтесь.
— Я думаю, что у нас скоро будет больше возможности для установления контактов с русскими. От одного человека я узнал, что русские женщины часто посещают магазин шерстяных изделий на Ландштрассе. И мы могли бы…
— Вы были в этом магазине? — остановил его Грегг.
— Нет пока.
— Почему?
— Я решил посоветоваться с вами…
— Нужно не советоваться, а действовать. Больше решительности. Нам нужны хорошие дела.
— Если вы немного поможете, то мои усилия могут быть более успешными.
— Каким образом?
— Оказать давление на хозяина, чтобы он ставил меня в известность, когда в магазин приходят русские. Я буду приходить и знакомиться с ними. Ведь это недалеко от нашего сектора.
— Неплохая идея… Я узнаю и вам скажу. Как ваши дела с Викентьевым?
— Нормально. С ним я вижусь теперь почти каждую неделю. Господин Викентьев начинает питать ко мне расположение…
— Нужно встречаться чаще. Вы должны чем-то заинтересовать его…
— Я пробую, мистер Грегг. Но еще не нащупал, что его может увлечь. Отношения в семье у него нормальные. Пока все не выходит за рамки приятельских разговоров. Но я надеюсь.
— Проявите инициативу. Больше выдумки. Я плачу за это деньги.
— Постараюсь, шеф.
— А ваше предложение с магазином нужно использовать. Я наведу справки. Зайдите ко мне через два дня.
…Забродин зашел к профоргу советской колонии. Добродушный и жизнерадостный Опанас Никифорович Гриценко уже знал о приезде Забродина в Вену, и, когда он назвал свою фамилию, Гриценко сказал:
— Очень рад познакомиться. Присаживайтесь.
— Может быть, я зайду попозже? — Забродин нерешительно остановился, увидев, что Гриценко разговаривает с посетителем.
— Мы заканчиваем. Вы не знакомы? Это наш консул — Нечаев. Послушайте, что он рассказывает. — Черноволосый, спортивного вида мужчина слегка привстал и протянул Забродину руку.
— Ну, что же Дилл? — продолжал Гриценко прерванный разговор.
— Он сказал, что русские «ди-пи», содержащиеся в лагере «перемещенных лиц», не хотят встречаться с советским консулом.
— Нужно же так врать!
— Что такое «ди-пи»? — спросил Забродин.
— Так окрестили немцы и американцы бывших военнопленных и угнанных фашистами лиц. Сейчас эти люди не имеют гражданства и им выданы временные удостоверения «ди-пи». Эти несчастные лишены всяких человеческих прав. Живут в бараках, едят что придется. Им предоставляют только черную работу, которая плохо оплачивается: убирать мусор, подметать улицы. Все эти тонкости западной «цивилизации» вы скоро познаете.
— О вашем разговоре с Диллом Верховный знает? — снова спросил Гриценко.
— Да.
— И что же он?
— Сказал, чтобы я объездил все лагеря и сам поговорил с бывшими советскими гражданами. Вот как раз сейчас я должен ехать туда. Дилл ждет меня в лагере.
Нечаев собрался было уходить, но потом повернулся к Забродину и сказал:
— Хорошо, что с вами встретился. Я хотел как раз зайти к вам.
— Что-нибудь случилось?
— Несколько раз мы с женой замечали, что кто-то роется в наших вещах. Хотя ничего секретного дома я не держу, но это начинает нас беспокоить. Одно письмо в Москву к родственникам, которое я забыл отправить в тот же день, пропало.
— В нем было что-нибудь особенное?
— Да нет. Просто я описывал Вену, Бельведер, магазины. Больше ничего. Все это неприятно. Как нам быть?
— Гм! — Забродин нахмурился. — Вы знаете, сразу мне трудно дать совет… Было бы хорошо установить, кто этим занимается, и найти этого человека. Если вы сможете, загляните ко мне, мы вместе что-нибудь придумаем…
— Хорошо. Я зайду.
Нечаев попрощался и ушел. Гриценко сказал:
— Не позавидуешь нашему консулу. Американцы угрозами заставляют военнопленных отказываться от репатриации на Родину, чинят консулу всяческие препятствия. Фашиствующие молодчики устраивают ему обструкции. И надо иметь крепкие нервы, чтобы сохранять спокойствие. Но здесь томится еще много невинных людей, которых нужно выручать. И он разъезжает… Ну, а как ваши дела?
— Вот, как видите, прибыл. Все нормально.
— Как устроились в Вене?
— Хорошо. Опанас Никифорович, я хочу посоветоваться с вами.
Забродин рассказал о магазине на Ландштрассе.
— Может быть ловушкой для неопытных. Это серьезно, — сказал Гриценко, выслушав сообщение. — Надо бы провести беседы с работниками советских учреждений. Рассказать, что может скрываться за этой щедростью. Что вы знаете о владельце магазина?
— Пока очень мало.
— Тогда проводить беседы рано. Нас могут не понять. Почему мы не рекомендуем посещать этот магазин? Только потому, что там продают вещи дешевле? Не убедительно.
— Через несколько дней нам, может быть, удастся узнать что-нибудь более существенное.
— Сейчас я могу в беседах с посещающими меня руководителями предприятий обращать их внимание на этот магазин. А вообще-то вам следовало бы выделить специального работника, которого знали бы в лицо все советские люди и к которому могли бы обращаться за выяснением трудных и неясных вопросов.
— Я подберу такого человека и скажу вам.
— Вот этому человеку мы сможем затем поручить проведение бесед.
Разговором с Гриценко Забродин остался доволен. Он ушел от него с уверенностью, что в случае необходимости на помощь придет не только сам Гриценко, но сумеет поднять и весь коллектив советской колонии.
Выйдя из «Империала», Нечаев забежал домой предупредить жену, чтобы не волновалась, если он не
