— Мухтар.
— Вот здорово… Замечательно! Он хорошим был товарищем. Наверное, и муж хороший.
— Да. Мы большие друзья. А ты на ком женат? На Сашеньке своей?
— Откуда ты знаешь? — удивился Вихров.
— Мне тогда еще Маринка говорила, что вы очень дружили.
— Маринка? Ты что с ней переписываешься?
— Ты знаешь, какая обида: я потеряла ее. Еще когда учились в институте…
— Постой, — перебил Вихров, — а что ты сама делаешь? Кто ты?
— Я? Инженер-геолог. Приехала в Москву вот уже второй раз в командировку.
— Инженер-геолог! — воскликнул Вихров. — Лола, милая, как я рад за тебя!.. А где ты остановилась?
— В гостинице.
— Так, может быть, пойдем куда-нибудь вечером?.. Я тебя с женой познакомлю. Она будет так рада.
— Что ты! У меня поезд в четыре часа. Я и так задержалась, а у меня начальство требовательное, по головке не погладит. Да, я все хочу спросить, ты, конечно, после тех лет бывал в Туркестане?
— Знаешь, несколько раз собирался. — Вихров виновато поежился. — И вот не пришлось.
Лола нахмурилась. Ее тонкие брови вдруг сдвинулись. Губы задрожали. Она даже попятилась.
— Как тебе не стыдно! — с укором сказала она. — Да нет, я просто-таки не понимаю, как это можно! Столько лет был там и не хочешь приехать посмотреть. Ты помнишь кишлак Душанбе?
— Помню, а что?
— Да нет, стоит ли говорить. — Лола с досадой посмотрела на Вихрова. — Ты должен увидеть все сам, своими глазами. Я дам тебе свой адрес. При выезде предупреди меня телеграммой. — И словно Вихров уже согласился приехать, она с решительным видом вынула из сумки блокнот, записала в нем что-то и, подавая Вихрову вырванный лист, спросила:
— Ну, когда приедешь?
Вихров собирался этим летом, как всегда, ехать в Гурзуф, но встреча с Лолой изменила это решение, и он, подумав, сказал, что если ему разрешат отпуск в апреле, то он обязательно приедет.
— Да, да, — подхватила она, — и ты не пожалеешь об этом. У нас есть на что посмотреть, а тем более такому человеку, как ты… Я часто думаю: если бы Лихарев смог все это увидеть, — продолжала она. — Помнишь, он все мечтал зажечь свет над Вахшем?.. И, знаешь, ведь не исключена возможность, что тогда он был ранен у этого самого камня. — Лола провела рукой по холодному мрамору.
— Почему ты так думаешь? — спросил Вихров.
— Почему? Как почему? Ведь этот мрамор из Бабатага, — тихо сказала она, поднимая на него повлажневшие большие глаза…
Поезд медленно поднимался на взгорье. Было слышно, как впереди часто, словно задыхаясь, шумно пыхтел паровоз. Скрипели сцепления.
Солнце начинало садиться. В открытые окна врывался крепкий запах трав и цветов.
Вихров стоял в коридоре вагона и смотрел на ярко-зеленую холмистую степь. Теплый ветер шевелил его волосы.
Он ехал в Среднюю Азию и вот уже несколько дней находился в дороге. Очень хотелось взять с собой Сашеньку, но у нее была срочная работа в школе, и пришлось остаться в Москве.
Вихров очень не любил надолго расставаться с женой, которая все эти годы окружала его самой искренней заботой и лаской. Но тут нужно было решать немедля — ехать ли ему в Среднюю Азию, или же оставить эту мысль навсегда. Они посоветовались и решили, что ехать все-таки нужно.
Теперь, глядя в окно, он был очень доволен этим решением. Ему предстояло увидеть много интересного, а может быть, даже разыскать старых товарищей. Многие из них, как он слышал, остались на месте.
Смеркалось. Вдали, на фоне севшего наполовину широкого красного солнца, мелькнула черная фигура старика чабана. Опираясь на длинный, выше головы, загнутый посох, он, как древний памятник, недвижно застыл на кургане.
Проплыл мимо небольшой табун пасущихся лошадей. Некоторые, подняв голову, смотрели вслед поезду.
— Любуетесь, товарищ майор? — спросил Вихрова старческий голос.
Он оглянулся.
Низенький старичок, севший в поезд еще в Самарканде, смотрел на него.
— Я люблю смотреть в окно, — сказал Вихров.
— Да-а… Это знаете, как смотреть, — значительно произнес старичок. — Другой смотрит и ничего особенного не видит. А вот попробуйте-ка посмотреть с точки зрения археологической…
— Вы археолог? — догадался Вихров.
— Да… Всю жизнь копаюсь в обломках. И, знаете, люблю свою работу. Бывает, роешься в таких вот развалинах, — старик показал вдаль, где рядом с рухнувшей глинобитной стеной виднелась древняя могила — мазар с тремя куполами, — роешься, ищешь, а сам думаешь: кто тут жил, наслаждался, страдал?.. Конечно больше страдал. Тут, знаете, в древности шли почти бесконечные войны… — И археолог под глухой стук колес принялся рассказывать о том, как сыны Эллады когда-то ступали здесь, добывая Александру наследие Дария; о том, как завоеватели беспощадно давили колесами боевых колесниц беззащитный народ, гнали истерзанных, окровавленных пленных на веревках, продетых сквозь кольца в губах; о слонах- исполинах, топтавших полчища сельджукских князей, о леопардах Ксеркса, терзавших парфян…
Археолог рассказывал так ярко, что перед взором Вихрова появлялись живые картины давно минувших веков.
Все больше смеркалось. Багровый закат придавал таинственный облик степи, окутанной синими тенями, и Вихрову, внимательно слушавшему тихую речь старика, казалось, что во мгле действительно движутся гигантские призраки панцирных людей Александра… А там, где густо-красные лучи, переливаясь, отражались в клубящемся облаке, ему чудились какие-то всадники. В колеснице, с впряженной в нее четверкой белых, как лебеди, лошадей, едет Кир, весь в багряных одеждах, с развевающимся плащом и блестящей цепью на шее. Следом за ним мчатся воины. Пучки страусовых перьев веют над их головами. Тяжело ступают боевые слоны с бляхами на лбах, в блестящих нагрудниках.
Солнце погасло. Над землей упал мрак, и вместе с ним исчезла картина, так ярко мелькнувшая перед глазами Вихрова. Археолог некоторое время молчал. Внезапный заход солнца, видимо, нарушил его мысли. Он вынул портсигар и, чиркнув спичкой, закурил папиросу.
— Так вот, знаете, страшно даже подумать, сколько может рассказатькаждый камень, — заговорил он опять. — Рассказать, сколько он видел человеческих поколений, горя, радости, слез. Интереснее, конечно, проехать по красноводской ветке. Там, где ни ступишь, всюду следы древности, особенно в Мерве… А вы, позвольте спросить, в отпуск? Или из отпуска?
Вихров пояснил, что едет на старые места. Он не был здесь пятнадцать лет и вот теперь хочет посмотреть, как тут стали жить люди.
Старик сказал, что народ стал жить значительно лучше, но есть еще много и нерешенных вопросов.
— Но ведь всего сразу не сделаешь, — говорил он. — Москва тоже не сразу строилась.
— Да, это конечно, — согласился Вихров. — А я вот все собираюсь спросить, как у вас на Ванче обстоит с разработкой железной руды?
— Руды? Это не по моей специальности, но слышал, что разработки ведутся. А почему это вас интересует?
— Вам не приходилось видеть, чтобы из камня можно было сделать подкову?
— Из камня подкову? Изволите шутить, товарищ майор?
— Нет, я говорю совершенно серьезно. Был такой случай…
И Вихров рассказал, как в 1923 году, во время боевой операции против дарвазского бека Гойрачшо, ему с отрядом пришлось войти в кишлак Бунай, что за Ванчем. Тут у него расковалась лошадь. Лошадь была
