ш.
Сегодня Крузенштерн распрощался со мной, твёрдо решась в следующую ночь отправиться на Камчатку. Я было уговаривал его промедлить здесь ещё дня три, для снабжения свежей провизией, в которой он имел такой недостаток, что даже офицеры более двух месяцев питались одной только солониной. Но рвение этого человека и желание исполнить своё предприятие самым лучшим образом были непоколебимы. На мои представления он отвечал мне, что все матросы корабля «Надежда», по освидетельствованию врача, были совершенно здоровы.
В 8 часов вечера подул восточный ветер. Мы легли в дрейф, а корабль «Надежда» направил свой путь к юго-западу.
Хотя ветер и позволял нам направлять свой путь на северо-северо-запад, однако же без помощи течения, которое, как уверяют, здесь, у самых берегов направлено почти всегда к северу, было бы невозможно обойти южный мыс. Находясь в одной миле [1,8 км] от берега, я послал ялик и катер на буксир, а между тем старался пользоваться морским течением. В пять часов, обойдя южный мыс губы, я положил якорь на 17 саженях [31 м], где грунт был песок с ракушкой. Так как время уже начало склоняться к вечеру, то мы тотчас офертоенились [103]. При входе первая глубина была 40 сажен [73 м], вторая — около 36 [65 м], а третья — около 28 сажен [51 м], грунт — коралл с битыми ракушками; потом 22 и 17 сажен [40 и 31 м], а грунт — песок с ракушкой. Подходя к губе, я боялся, чтобы к кораблю не подъехало множество лодок, которые могли бы помешать нам в работе. Однако мы не видали ни одной по случаю табу, во время которого ни один человек не может быть на воде. После захода солнца, когда запрещённое время кончилось, к нам приплыли около ста женщин. Но так как я приказал ни одной из них не входить на корабль, то они и отправились обратно на берег, негодуя на свою неудачу.
После обеда я объявил старшине о моём желании быть на берегу, почему он и отправился туда вперёд. Под вечер поехали и мы, вооружив 12 гребцов. Бурун у деревни Карекекуи был довольно велик, и потому мы были принуждены пристать у Вайну-Нагала, где старшина встретил меня и сказал, что он на всех жителей наложил табу. В самом деле, ни один человек не следовал за нами, а каждый сидел у своего дома. Миновав несколько бедных хижин, мы вошли в кокосовую аллею, где на деревьях старшина показал нам многие скважины, пробитые пушечными ядрами после убийства капитана Кука [105], и уверял, что при этом англичане убили много народа. Из аллеи мы продолжали путь по берегу одни, ибо старшина извинился, что он не может итти с нами, потому что на этой дороге стоит храм, мимо которого им запрещено проходить. В селении Карекекуи первое строение, обратившее наше внимание, был огромный амбар или сарай, в котором король хранил до войны шхуну, построенную капитаном Ванкувером. После этого мы вошли в другой, где строилась двойная лодка старшины, который в этом месте опять соединился с нами и повёл нас к себе. Отдохнув несколько в его жилище, мы пошли смотреть королевский дворец. Это строение, кроме своей обширности, ничем не отличается от прочих. Оно состоит из шести домов, или, лучше сказать, хижин, построеннных у пруда. Тут нет ничего искусственного, но всё оставлено в природном виде. Первая хижина, в которую мы вошли, называется королевской столовой. Во второй король угощает знатнейших своих подданных и приезжающих европейцев. Третья и четвёртая назначены для его жён, а пятая и шестая служат кухней. Все они составлены одинаковым образом из шестов, обнесены и покрыты древесными листьями. В некоторых из них прорезано по два небольших окна в углу, а у других только двери, шириной в 2 1/2 фута [0,75 м] или 3 фута [1 м]. Каждый дом стоит на возвышенной каменной площадке и обнесён невысоким палисадом. Не могу сказать, в каком порядке содержится этот дворец во время королевского в нём пребывания, но при нашем осмотре, кроме отвратительной неопрятности и нечистоты, мы ничего не видели. Старшина, войдя в первую хижину, тотчас снял с себя шляпу, башмаки и кафтан, подаренный ему вашими офицерами, уверяя меня, что никто из островитян не может входить в палаты овитского [гавайского] владетеля, имея на себе верхнюю одежду, а должен остаться только в одной повязке (маро), которой из благопристойности они прикрывают тайные части тела.
Из дворца повёл он нас в королевскую божницу. Она обнесена палисадом; перед входом стоит истукан, представляющий божество, которому поклоняются островитяне. Внутри палисада, по левую сторону, находится, также у входа, шесть больших идолов, а далее небольшой домик, во внутренность которого, по словам нашего проводника, нам было запрещено войти. Однако же и снаружи можно было видеть, что в нём ничего нет.
Перед указанным палисадом есть другое огороженное место, в котором также поставлено несколько идолов. Не зная языка этих островитян, я не мог получить никаких сведений об их вере и духовных обрядах, и потому поневоле принуждён был оставить неудовлетворённым своё любопытство по этому предмету. Сопровождавший нас старшина, не будучи знатным местным вельможей, не мог близко подходить к главному храму. Однако же мы и без него продолжали свой путь к нему. Этот храм построен на возвышенности и обнесён сделанным из жердей палисадом, длиною около 50, а шириною около 30 шагов. Он имеет четырёхугольный вид. На стороне, прилежащей к горе, поставлены 15 идолов, перед которыми сооружён жертвенник из необделанных шестов, весьма похожий на рыбную сушильню. Здесь-то жители приносят свои жертвы. Во время нашего осмотра мы нашли тут множество разбросанных кокосов, бананов и небольшого жареного поросёнка, который, повидимому, был принесён еще недавно. По правую сторону от жертвенника стояли две небольшие статуи, а несколько далее небольшой жертвенник для трёх идолов, против которых на другой стороне находилось такое же число истуканов. Один из них, кажется, от ветхости, подперт шестом. Близ моря стоял небольшой и уже почти развалившийся домик.
Пока мы всё это рассматривали, подошёл к нам главный жрец. Через переводчика я его спрашивал о многом, но он мало удовлетворил моё любопытство. Я только мог узнать от него, что 15 статуй, обёрнутых тканью по пояс, представляют божества войны. Идолы, стоящие по правую сторону жертвенника, изображают божества весны или начала растений, а находящиеся напротив них истуканы — божества осени, заботящиеся о зрелости плодов. Упомянутый нами выше небольшой жертвенник посвящен божеству радости, перед которым жители веселятся и поют в урочное время. Должно признаться, что храмы сандвичан, кроме сожаления о слепоте и невежестве последних, не могут возбудить в путешественнике другого чувства. В них нет ни чистоты, ни приличного таким местам украшения, и если бы не было в них истуканов, которые впрочем выдолблены самым грубым образом, то каждый европеец счёл бы их за изгороди для скота. При выходе из этих мест мы перелезли через низкую каменную ограду, а жрец прополз в ворота, или, лучше сказать, в лазейку, уверяя меня, что если бы он осмелился последовать нашему примеру, то по их уставу непременно лишился бы жизни. Этих нелепых, на одном лишь невежестве основанных правил, здесь великое множество, и потому чужестранец, по своему неведению, может иногда подвергнуться наказанию, хотя не столь жестокому, какому предаётся природный житель этой страны.
От вышеупомянутого храма мы отправились к своим шлюпкам другой дорогой, но она была усеяна таким множеством камней, что, перескакивая с одного на другой, мы едва не переломали себе ног. Проходя мимо хижин, которых попадалось нам множество, мы приметили только три или четыре так называемых хлебных дерева, да и то в самом плохом состоянии. Напротив того, растение, которым здесь окрашивают ткань в красную краску, растёт в довольно большом количестве. О домах жителей вообще можно сказать, что в них повсюду видна нечистота и неопрятность. Собаки, свиньи и куры — неразлучные товарищи островитян. Они вместе с ними сидят, едят и прочее.
Около 6 часов оставили мы берег, и тогда высыпало на нас смотреть до тысячи островитян, которые по приказу старшины все находились у своих домов. Прибыв на корабль, я узнал, что в наше отсутствие куплено несколько провизии.