голос Ольги Николаевны, – а то ведь додумается в следующий раз вилку в шею воткнуть, и умрет от потери крови.
Голова Савичева рассмеялась, шея заколыхалась, лицо заведующего исчезло.
– Не додумаюсь, – заверил Александр Алексеевич, – я не хочу умирать. Просто мне нужна кровь. Немного крови, и все будет в порядке.
Плеханов вздрогнул – на плечо ему опустилась чья-то тяжелая ладонь.
– Витек, вставай.
– А? Препод пришел? – Виктор с трудом разлепил веки.
– Нет, домой пора.
Плеханов посмотрел на часы и присвистнул.
– Почему разбудил?!
– А оно тебе надо? Лекцию у меня потом спишешь. Зато выспался. Мне просто было жалко тебя будить.
Виктор мотнул головой и с удивлением понял, что сон, пусть даже не самый приятный, принес ему облегчение. Голове стало легко, силы восстановились, правда ужасно хотелось есть.
– Ну, – бодро спросил он, – теперь на дискотеку?
– Может, отложим?
– Нет. Вот если бы ты меня разбудил раньше, я бы пошел домой отсыпаться, а сейчас я нормально себя чувствую. Да и проветриться не помешает. Давай пешком до «ЭльГреко»?
– Давай.
Ночной клуб «ЭльГреко» – один из самых популярных молодежных клубов города. Во-первых, цены в нем всегда умеренные, вполне по карману студентам, во-вторых, по четвергам для прекрасной половины человечества организуется бесплатный вход, что привлекает девушек. А если в клубе много девушек, наплыв молодых парней обеспечен. И, наконец, в-третьих, располагается дискоклуб в одном из красивейших мест города – недалеко от центра, рядом с огромным парком. От медицинского института – полчаса неспешным шагом по набережной.
Виктор предложил прогулку не случайно. Он хотел немного проветриться и просто поговорить с другом. В институте нормально пообщаться не получалось – все время кто-нибудь мешал, да и основные темы, казавшиеся уместными в тоскливых идеально ровно отштукатуренных стенах, касались экзаменов, зачетов и строгости преподавателей. А настоящая дружба требует иных, более высоких материй.
Максим и Виктор неспеша брели по выложенной брусчаткой набережной. Темная вода лениво плескала о бетонный берег, иногда принося с собой тонкие ветки деревьев, или белое птичье перо. Две чайки с пронзительным криком кружили над водой, высматривая серебристый бок рыбешки. Ветер мягко копошился в волосах.
– Ну, что там у тебя на дежурстве случилось? – Куликов вопрошающе посмотрел на товарища.
Плеханов на мгновение прикрыл глаза, наслаждаясь прохладой, идущей от воды, и на мгновение прикрыл глаза.
– Не сейчас. Лучше расскажи, как у тебя дела. Как с переездом? Нашел подходящий вариант?
В голосе Куликова послышалось разочарование:
– Ты бы видел, какие варианты они предлагают! Наш дом на улице Касьянова расселяют, отбирают квартиры и говорят: «Идите в общежитие». Будто люди не в отдельных квартирах живут, а в коммуналке.
– Но дом-то старый. Сколько ему? Лет сто пятьдесят, если не больше. Того и гляди развалится. Он же не стоит ни копейки!
Макс пнул попавшийся под ногу камушек.
– Зато почти в центре города! Там земля знаешь, какая дорогая?! Думаешь, почему дом снести решили? Торговый центр на его месте строить будут, а прикрываются благими намерениями, мол, капремонту не подлежит, опасно для жизни, и все такое.
– Но ведь ваш дом лет пять, как снести обещают. Какая разница, что на его месте будет?
Куликов остановился и посмотрел на друга в упор.
– Слушай, ты на чьей стороне?
– Я? – Виктор растерялся. – На стороне справедливости, конечно.
– Нет в нашей стране справедливости.
– Не преувеличивай.
Плеханов смутился. Он не хотел ссориться с другом, но дом, в котором жил Максим и еще пять семей, нужно было снести лет двадцать назад. Крыша течет не переставая, латаные-перелатаные стены того и гляди обрушатся, штукатурки лет десять как нет. Куликов рассказывал, как они с отцом прошлым летом решили сделать ремонт. Однако подсчитав расходы, пришли к неутешительным выводам: затраты не окупятся. Вся их квартирка стоит меньше той суммы, которая необходима для приведения жилья в порядок.
– Но ведь вы все равно там не живете! – Виктор нашел последний аргумент. – У тебя своя квартира, отец переехал к твоей мачехе. Тебе должно быть все равно, какую жилплощадь дадут – все равно жить там не будешь.
Максим тяжело вздохнул.
