он лишь преследовал знание. А после того как он заполучил Райтена, поставляющего ему рабов и обеспечивающего транспортом, жрец занимался лишь раскопками руин Рансима, стремясь найти дверь.
Однако Чолик попытался, чтобы голос его прозвучал твердо:
– Ты ищешь выход из своей тюрьмы, Владыка Кабраксис. Я могу стать этим выходом.
Демон расхохотался, и громыхнувшее в тесном каменном туннеле гулкое эхо родило в теле Чолика чудовищную разрушительную вибрацию.
– Ты можешь вновь сделать меня сильным, – сказал Чолик. – Ты можешь вернуть мне мою молодость. Я читал, что это в твоей власти. Тебе нужен человек, юный годами, чтобы помочь тебе вновь обрести силу, которой ты обладал когда-то в моем мире. – Он умолк на мгновение. – Ты можешь сделать меня этим человеком.
– Да.
Баярд Чолик верил в силу демона, как он верил во все, чему учила его Церковь Захарума. Если одно – ложь, то ложь и все остальное. Но если правда…
Нервный страх и предвкушение чего-то неизвестного испытал старый жрец. Слабость как змея свилась кольцами в его желудке, и на миг ему показалось, что его сейчас вырвет. Однако жрец взял себя в руки, использовав все приемы, которым научился, служа Церкви, и заставил свое усталое, больное тело двинуться вперед.
Перед ним в темноте будто взошла звезда, разбросав во все стороны паутинки серебряных лучей. Каменные стены по бокам испарились, оставив лишь непроглядный ночной мрак. Его ничто не окружало; он стоял на тропе, парящей над самой бездонной и самой широкой пропастью на свете. Пространство исчезало прямо под ногами, словно его и не было вовсе, и только теперь жрец осознал, что идет уже не по каменному полу, а по раскачивающемуся мостику из человеческих костей.
Кости рук и кости ног, белые дуги ребер сплетали страшную тропу, перемежаясь иногда черепами, целыми или расколотыми. Чолик замедлил шаг, ощущая, как подкатывает к горлу тошнота. Вот череп впереди выскользнул из своего гнезда и с сухим стуком трещотки покатился по мосту, потом ударился о тазовую кость и сорвался вниз.
Чолик наблюдал за падением черепа, сломанная челюсть которого перекосилась так, что казалось, будто он кричит. Череп, кувыркаясь, летел долго, очень долго, пока, наконец, не исчез из виду – свет серебряной звезды на том конце моста больше не дотягивался до него. Только тогда Чолик понял, что кости не скреплены друг с другом; они лежали крест-накрест, внахлест – вот и вся поддержка решившемуся перейти мост.
Не справившись с собой, Чолик оглянулся. Позади – он не мог бы сказать, как далеко, – маячил прямоугольник двери, ведущей в уютную пещеру под руинами Рансима. Там мерцали фонари и факелы и на неровном полу лежали обглоданные скелеты. Мысль о возвращении в относительную безопасность пещеры, кажется, приглянулась разуму Чолика.
Взрыв встряхнул мост, и ошеломленный старика увидел, как взлетают вверх перекрещенные кости и, расцепляясь, падают во тьму, вращаясь, словно странные сухие листья, сорванные ветром с дерева.
Образовавшийся провал Чолик перепрыгнуть не мог – слишком далеко. И старый жрец понял, что загнан в ловушку.
Сознавая, что обречен, Чолик снова повернулся и взглянул на костяной мостик. Серебряная звезда вспыхнула ярче, освещая путь. Мост тянулся дальше, но теперь он шел зигзагами. На углах росло нечто вроде деревьев.
Чолик мешкал, пытаясь собраться с силами, но знал, что тело его уже исчерпало все ресурсы.
Чолик чувствовал, как гигантская невидимая рука сдавливает его грудь, перекрывая дыхание. Что это, сердце? Неужели оно, в конце концов, предало его? Или это возмездие Захарума тому, кто покинул Церковь?
Соблазн поманил Чолика, но только на миг. Искушение породил не страх, а дух противоречия. Впрочем, искра вспыхнула и тут же погасла. Ужас смерти пылал в нем неистовым костром. Он поднял ногу и сделал следующий шаг.
Приблизившись к первому из деревьев, жрец увидел, что они увешаны плодами. А подойдя еще ближе, он разглядел, что фрукты эти – крошечные человеческие головы. Маленькие личики искажал страх. Губки двигались в мольбе, только теперь ставшей чуть слышной. И хотя слов Чолик не понимал, то, что они выражали страдание, было очевидно. Невнятный звук, поток боли и отчаяния создавал ужасающий, но мелодичный мотив.
Чолик продолжал идти навстречу новому повороту, и новому дереву, и новому хору безнадежности и муки. Дыхание обжигало легкие, железные обручи стискивали грудь все крепче.
Он споткнулся.