ловко выпрыгнул из нее, хотя корабль именно в момент зарылся носом в набежавшую волну, и приземлился на ноги уже весь внимание.
– Я, сэр, – быстро отозвался Дэррик.
У входа стоял капитан Толлифер – высокий крепкий мужчина на исходе четвертого десятка. Седина чуть тронула пышные бакенбарды, обрамляющие очень чисто выбритое лицо. Волосы капитана, как и положено, были собраны в косицу, а одет он был в свою лучшую форму флота Западных Пределов – зеленую с золотыми петлицами. В руках капитан держал треуголку. Сапоги его сияли, как только что отполированное черное дерево.
– Офицер Лэнг, – сказал капитан, – вы случайно не проверяли в последнее время слух?
– В последнее время – нет, сэр. – Дэррик застыл по стойке «смирно».
– Тогда я настаиваю, чтобы по прибытии в порт Западных Пределов послезавтра – да будет на то воля Света – вы доложились доктору и прошли обследование.
– Так точно, сэр. Я так и сделаю, сэр.
– Я упомянул об этом, офицер, – пояснил капитан, – потому что сам ясно слышал сигнал «свистать всех наверх».
– Да, сэр. Я тоже слышал.
Толлифер пытливо приподнял бровь.
– Я подумал, что могу быть освобожден от этого, сэр, – сказал Дэррик.
– Это похороны члена моей команды, – твердо проговорил Толлифер. – Человека, погибшего смертью храбрых при выполнении своих обязанностей. Никто не может быть освобожден от этого.
– Прошу прощения, капитан, – ответил Дэррик, – я подумал, что мне можно не присутствовать, потому что Мэт Харинг был моим другом.
Голос Дэррика остался ровен и бесстрастен, и он радовался, что и внутри у него все точно так же.
– Я ничего больше не могу для него сделать. Тело, лежащее на палубе, – это не Мэт Харинг.
– Вы можете для него встать, офицер Лэнг, – сказал капитан, – встать перед его соратниками и друзьями. Я полагаю, господин Харинг ожидал бы этого от вас. Как он ожидал бы от меня этого разговора с вами.
– Да, сэр.
– Так что я полагаю, вы сейчас приведете себя в порядок, – кивнул капитан Толлифер, – и относительно быстро подниметесь наверх.
– Так точно, сэр.
Даже при всем уважении к капитану и страхе потерять место Дэррик едва сдержал едкий отказ, пришедший ему на ум. Горе по Мэту было его собственным, оно не принадлежало флоту Западных Пределов.
Капитан развернулся, чтобы уйти, но остановился у двери и заговорил, серьезно глядя на Дэррика:
– Я терял друзей, офицер Лэнг. Это всегда тяжело. Мы организуем похороны, чтобы проводить их достойно. Это делается не для того, чтобы забыть, но чтобы отдать друзьям последний долг и помочь им занять вечное место в наших сердцах. В мире рождается не так уж много людей, которые никогда не должны быть забыты. Мэт Харинг – один из них, и я горжусь, что служил вместе с ним и знал его. Я говорю это не как командир, который обязан соблюдать порядок и процедуры на борту своего корабля, просто хотел, чтобы вы знали это.
– Спасибо, сэр, – проговорил Дэррик.
Капитан надел шляпу:
– Я дам вам время, чтобы подготовиться, офицер Лэнг. Разумное время. Пожалуйста, поторопитесь.
– Да, сэр.
Дэррик смотрел вслед капитану, чувствуя, как закипает в нем боль, превращаясь в гнев, притягивающий к себе как магнит всю старую ярость, сдерживаемую так долго. Он, дрожа, зажмурился, потом сделал долгий выдох и снова загнал эмоции внутрь.
Открыв глаза, он сказал себе, что ничего не чувствует. Если ты ничего не чувствуешь, тебе невозможное причинить вред. Этому его тоже научил отец.
Механически, игнорируя даже физическую боль, не отпускающую его тело с той ночи, Дэррик подошел к изножью своей койки и открыл рундучок. После бегства из порта Таурук он еще не приступал к своим корабельным обязанностям. Впрочем, как и весь экипаж, за исключением Малдрина, который просто не мог валяться в постели, когда столько всего нужно сделать.
Дэррик достал чистую форму, быстро побрился опасной бритвой, умудрившись не порезаться слишком сильно, и оделся. На борту «Одинокой звезды» находилось еще три младших офицера; он среди них был старшим.
Натянув белые перчатки, требуемые официальными церемониями, он вышел на палубу, глядя мимо смотрящих на него людей. Он был безучастен и недоступен. Они ничего сегодня не увидят, потому что видеть нечего. Ему отдавали честь – он сноровисто салютовал в ответ.
Полуденное солнце висело высоко над «Одинокой звездой». Яркие лучи падали в море, поблескивая в сине-зеленых впадинках волн между белыми барашками, как рассыпанные самоцветы. Снасти поскрипывали, паруса хлопали на ветру, – корабль стремился к Западным Пределам, неся вести о гибели пиратского
