сразу тебя под трибунал отдать или сначала на эти стволы жопой насадить?
- На какие стволы? - удивился Мудрецкий. - Где вы здесь видите какие-то стволы, товарищ подполковник?
- На во-от эти, - ткнул пальцем комбат. - Видишь, длинные такие, стальные и оч-чень горячие.
- Нету тут никаких стволов, товарищ подполковник, - убежденно заявил Юрий. - И никогда не было. Ломы разве что. Ну, приехали мы, перекопали все, малость перестарались, не спорю - лом, он инструмент такой, тонкого обращения требует… Чуть не так перехватил - и все, в сторону повело. А стволов здесь никогда не было. Эй, орлы, вы тут хоть один ствол видите?
Орлы дружно замотали головами.
- Не было стволов, товарищ подполковник! - подтвердил Валетов. - А если вы их видите, это все глюки. Галлюцинации. Как их бишь там… ага, сложно наведенные!
- Ну, это ты загнул, Валет, - проворчал Багорин. - Ничего тут сложного, две ручки и педаль…
- Сейчас я сниму эти просто наведенные галлюцинации, - пообещал Стойлохряков. - Вот остынут, и сниму… Потом возьму эти глюки и на ком-то их загну. А потом лично отвезу в прокуратуру. Допрыгались, долбонавты-испытатели…
- Да, кстати, спасибо, что напомнили. - Лейтенант еще чуть довернул зенитку. - О стволах и педалях… Багор, что там Искандер говорил - все сразу давить?
- Епти-ить! - выкрикнул вместо ответа Багорин, поняв, что собирается сделать его командир. - Ложись! Вспышка!!!
Химики привычно плюхнулись кто где стоял. Мудрецкий, естественно, упасть на землю не мог. Вместо этого он откинулся на сиденье, втянул голову в плечи так, чтобы каска прикрыла лоб, и закрыл лицо забинтованными руками. После этого чуть подобрал ноги и резко ударил ими. По всем педалям - какие только были у этой зенитки.
Рявкнуло, плеснуло пламенем, фыркнула горячая пороховая волна. Юрий поднял голову и увидел такое зрелище, которого ему не доводилось видеть за все два года службы. В чистом весеннем небе, поблескивая на солнышке, медленно кувыркались и звенели друг об друга два длинных тонких ствола с забавными утолщениями пламегасителей на концах. Они летели совсем недолго. От очередного удара отшатнулись друг от друга, словно поссорившись навек, и с горя ринулись вниз. Прямо в мутную рябь речки. С звонкими шлепками поднялись еще два белых фонтанчика.
- Я не вам говорил, товарищ подполковник, - нету здесь никаких стволов. Нет и не было, - сказал Мудрецкий своему комбату, ошалело уставившемуся на сизый дымок над изувеченным механизмом. - А вы мне не верили. Хотите, пощупайте - нет здесь стволов, честное слово! Только осторожно, не обожгитесь, пожалуйста.
В девять часов вечера отдельный мотострелковый батальон бурно обсуждал, что именно собирается сделать командир с явно перестаравшимися на своем дембельском аккорде химиками. Достоверно было известно только одно: с самого утра подполковник Стойлохряков находился в штабе и оттуда никуда не выходил. Ни разу. Бойцы лейтенанта Мудрецкого подмели гильзы, убрали за собой весь мусор с бренных останков участка главы сельской администрации, отогнали «шишигу» обратно в парк и теперь сидели в своем кубрике, время от времени гоняя молодых солдат - преимущественно соседей из третьей роты - то в столовую, то в деревню. Вечером к ним присоединился младший сержант Простаков, и веселье пошло полным ходом.
В девять часов пять минут командир батальона на служебной машине умчался куда-то за пределы досягаемости местных слухов и сплетен.
В одиннадцать часов, как обычно, прозвучала команда «отбой!» - и все привычно сделали вид, что ее выполнили.
В одиннадцать часов тридцать восемь минут с незначительными секундами отдельный мотострелковый батальон был поднят по тревоге и выстроен на плацу. Оружейки не открыли, автоматы не расхватали - значит, не война, а ЧП. То бишь чрезвычайное происшествие. Что могло быть чрезвычайнее событий последних суток, никто в батальоне не знал, а потому предполагали самое невероятное. Вплоть до того, что война все-таки началась, но мы сразу в плен сдаемся, чтобы окончательно измотать вероятного противника.
Особый интерес батальона вызывал командирский «уазик», скромно стоявший возле плаца. На машине были следы как минимум трех серьезных столкновений и множество мелких царапин. Из радиатора клубами валил пар.
Сам командир стоял тут же, на плацу, и держал в руке некий солидный пакет. Дождавшись, когда роты закончат перекличку, Стойлохряков взмахом руки остановил подходящего с докладом Холодца и протянул ему пакет, показав несложными жестами: вскрывай, мол, и читай! Начштаба подчинился, вскрыл, взглянул на извлеченный бумажный лист и вопросительно взглянул на комбата. Дождавшись такого же молчаливого приказа, майор Холодец повернулся к подрагивающему от нетерпения строю.
- Батальон, смирно! Слушай приказ! Приказ министра обороны Российской Федерации номер девяносто девять, тридцать первое… - Тут майор поперхнулся и вопросительно обернулся к Стойлохрякову. Комбат кивнул. - Тридцать первое марта две тысячи четвертого года, город Москва.
Воздух над батальоном начал звенеть от высокого напряжения, вырабатываемого сотнями солдатских нервов.
- Во исполнение Указа Президента Российской Федерации от двадцать девятого марта две тысячи четвертого года номер четыреста двадцать два «О призыве в апреле-июне две тысячи четвертого года граждан Российской Федерации на военную службу…».
- Приказ!!! - хором выдохнули роты.
- Разговорчики! - прикрикнул Холодец. - Слушай приказ! «…и об увольнении с военной службы граждан, проходящих военную службу по призыву, приказываю…».
Текст приказа повторяется из года в год, меняются лишь даты, и то незначительно. Поэтому, казалось бы, мало кто должен был слушать начальника штаба - всем давно все известно, самая важная новость уже прозвучала. Но если вы думаете, что кто-то в строю отвлекся хоть на секунду, отвел глаза от белого листочка в руках Холодца - значит, вам никогда не доводилось ждать такого приказа…
- …Уволить в соответствии с Федеральным законом «О воинской обязанности и военной службе» с военной службы из Вооруженных сил Российской Федерации солдат, матросов, сержантов и старшин, срок военной службы по призыву которых истек…
Ну, как раз после этих слов можно и отвлечься немного - например, на то, чтобы ткнуть в бок стоящего рядом земляка-одногодка, у которого только что тоже истек срок военной службы. Строй заколыхался и зашелестел.
- …Приказ объявить во всех ротах, батареях, эскадрильях и на кораблях. Министр обороны Российской Федерации…
Ну, хотя бы имя-фамилию министра обороны вы помните?!
Белый листок опустился, начштаба шагнул в сторону. Подполковник Стойлохряков хотел было занять его место, но передумал и остался на своем. Его и оттуда было всем слышно.
- Ну что, товарищи солдаты и сержанты! Вот, как говорится, и дожили! Поздравляю! - Комбат взял паузу, и батальон отреагировал единственным возможным образом:
- Ур-ра! Ур-р-ра! Ур-р-ра-а-а-а!!!
- Для меня… для меня лично этот приказ очень важен, - продолжил Стойлохряков. - Все вы рано или поздно покинете этот плац навсегда, те, кому вышел этот приказ, уже скоро, но сейчас…
Батальон снова затаил дыхание.
- …Сейчас я назову фамилии тех, кто отправится отсюда самой первой, внеочередной партией. Вы их все знаете, я, блин, тоже, поэтому могут стоять, где стоят, чтобы я их не видел больше. Просто назову фамилии. Или тоже все знают?
Было слышно, как из «уазика» выползают последние струйки пара.
- Значит, назову. Самому приятно, в последний все-таки раз… Рядовой Бабочкин! Рядовой Багорин!
