всей видимости, в худшем из театров на Друри-лейн, хотя и с громким названием «Королевский». Если быть совсем точным, этот вертеп располагался даже не на самой Друри-лейн, а в самом конце Шейфтсбери- авеню, где начинался трущобный район Сент-Джайлза. По совету моего друга я спрятал бумажник подальше и, по его примеру, взял с собой трость с набалдашником потяжелее.
Когда мы уселись на свои места (я купил за три пенни большой апельсин у хорошенькой молодой женщины, продававшей их зрителям, и ел его в ожидании спектакля), мой друг тихо сказал:
– Вам еще повезло, что я не брал вас с собой в игорные притоны и бордели. Или в психиатрические лечебницы. Как оказалось, принц Франц любил посещать сумасшедшие дома. Но он нигде не бывал больше одного раза. За исключением...
Вступил оркестр, поднялся занавес. Мой друг замолчал.
Для своего жанра это было достаточно неплохое представление: актеры исполнили три одноактных пьесы. В перерывах пели комические куплеты. Исполнителем главной роли был высокий бледный мужчина с приятным голосом; исполнительницей главной женской роли – весьма элегантная дама, чей сильный голос разносился по всему залу. Комедиант отменно пел свои арии.
Первая пьеса была в меру фривольной комедией ошибок: ведущий актер исполнял сразу две роли. Он играл двух близнецов, которые никогда не встречались друг с другом, но, благодаря череде комических случайностей оказались помолвлены с одной и той же юной особой, которая – что особенно забавно – считала, что помолвлена только с одним мужчиной. Двери на сцене открывались и закрывались, и актер менял костюмы и личины.
Вторая пьеса представляла собой трогательную историю про девочку-сироту, которая умирала от голода в лютый мороз, продавая фиалки. В конце концов бабушка девочки узнала ее и поклялась, что это то самое дитя, которое бандиты украли у них десять лет назад, но было уже слишком поздно, и замерзший маленький ангел испустил свой последний вздох. Должен признаться, в ходе спектакля я не раз промокал глаза носовым платком.
Представление завершилось потрясающей исторической пьесой, действие которой разворачивалось в поселении на берегу океана семьсот лет назад. Вся труппа играла жителей деревни. Однажды все они вышли на берег и увидели странные тени, поднимавшиеся из моря где-то вдалеке. Главный герой радостно объявил остальным, что это Старейшие, Великие Древние, чей приход был предсказан давным-давно. Они возвращаются к нам из Р'льеха, из туманной Каркозы и равнин Ленга, где они спали, или ждали, или проводили свое посмертие. Комедиант возразил, что люди просто едят слишком много пирогов и пьют слишком много хмельного эля – вот им и мерещатся всякие тени. Тучный джентльмен, который играл жреца Римского Бога, утверждал, что тени, встающие из пучины морской, – это демоны и чудовища, которых надлежит уничтожить.
В кульминации пьесы главный герой забил жреца насмерть его же распятием и приготовился встречать Их, когда Они придут. Героиня спела арию, привязчивая мелодия которой тут же засела у меня в голове, и мы увидели потрясающее представление, созданное при помощи волшебного фонаря. Тени Старейших медленно пересекали серое небо на заднике сцены: Королева Альбиона, Черный Владыка Египта (его тело было почти человеческим), Древний Козлище, Прародитель Тысячи, Император Китая, Неопровержимый Царь, Тот Кто Правит Новым Миром и Белая Дама Антарктической Твердыни. Каждый раз, когда новая тень пересекала сцену, из уст всех, кто сидел на балконе, вырывался крик «Хаззах!», и вскоре мне стало казаться, что это вибрирует сам воздух. На нарисованном небе взошла луна и достигла своей высшей точки, а потом, силами всемогущего театрального волшебства, превратилась из бледно-желтой, как в старых легендах, в привычно багровую – ту, что сияет над миром сейчас.
Актеры поклонились, потом вышли на бис – под смех и приветственные крики публики, – занавес опустился в последний раз, и представление закончилось.
– Ну, – обернулся ко мне мой друг, – что скажете?
– Отлично, просто отлично, – ответил я, потирая ладони, саднившие от аплодисментов.
– Храбрый вы парень, – сказал он с улыбкой. – Давайте пройдем за кулисы.
Мы вышли на улицу и, свернув в переулок за театром, подошли к служебному входу, возле которого сидела тощая женщина с жировиком на щеке и деловито вязала на спицах. Мой друг показал ей визитную карточку, и она пропустила нас внутрь. Мы поднялись по лестнице и оказались в маленькой общей гримерке.
Перед закопченными зеркалами горели масляные лампы и свечи, актеры – и мужчины, и женщины – снимали грим и костюмы, ничуть не стесняясь друг друга. Я отвел глаза. Мой друг оставался невозмутимым.
– Могу ли я поговорить с мистером Верне? – громко спросил он.
Молодая женщина, которая играла лучшую подругу главной героини в первой пьесе и нахальную дочь трактирщика – в последней, указала нам в дальний конец комнаты.
– Шерри! Шерри Верне! – позвала она.
Молодой человек, поднявшийся со своего места в ответ на ее зов, был худощав и хорош собой. Его красота была куда более необычной, чем могло показаться из зала. Он вопросительно взглянул на нас.
– Кажется, не имею чести знать...
– Меня зовут Генри Кемберли, – сказал мой друг, сильно растягивая слова. – Возможно, вы слышали обо мне.
– Должен признаться, не слышал, увы, – сказал Верне.
Мой друг вручил актеру визитную карточку.
Верне рассмотрел ее с неподдельным интересом.
– Театральный агент? Из Нового Света? Боже мой! А это?.. – Он посмотрел на меня.
– Это мой друг, мистер Себастьян. Он не нашей профессии.
Я пробормотал что-то о том, как мне понравилось представление, и мы обменялись рукопожатием.
Мой друг спросил:
– Вы бывали в Новом Свете?
– Не имел такой чести, – признался Верне, – хотя это моя заветная мечта.
– Что ж, дружище, – сказал мой друг, имитируя легкую фамильярность выходца из Нового Света, – возможно, вашей мечте суждено сбыться. Последняя пьеса. В жизни не видел ничего подобного. Это вы написали?
– Увы, нет. Не я. Драматург – мой хороший друг. Но я придумал механизм волшебного фонаря для представления теней. Лучше нет ни в одном театре.
– А вы не могли бы назвать мне имя этого драматурга? Возможно, мне стоит поговорить с вашим приятелем лично.
Верне покачал головой.
– Боюсь. Это никак невозможно. Он профессионал и не хочет, чтобы кто-то знал о его причастности к нашей постановке.
– Понятно. – Мой друг вытащил из кармана трубку. Сунул ее в рот. А потом рассеянно похлопал себя по карманам. – Прошу прощения, – начал он, – кажется, я забыл свой кисет.
– Я курю крепкий черный табак, – сказал актер, – если вас это не смущает...
– Ни в коем случае, – искренне заверил его мой друг. – Я и сам курю крепкий табак. – Он набил свою трубку предложенным табаком, и мужчины закурили. Мой друг принялся рассказывать о своем видении пьесы, с которой можно было бы отправиться в большой тур по городам Нового Света, от острова Манхэттен и до самого дальнего южного края континента. Первый акт – это будет та пьеса, которую мы видели сегодня. Дальше можно было бы развернуть драматическое повествование о власти Старейших над людьми и их богами. Или, быть может, о том, что случилось бы с человечеством, если бы за ним не присматривали королевские семьи, о мире варварства и тьмы. – Впрочем, ваш таинственный друг станет автором этой пьесы и сам разберется, что там будет происходить, – сказал в заключение мой друг. – Мы сделаем спектакль по его пьесе. Но я гарантирую вам внимание публики, о котором вы и не мечтали, и значительную часть дохода. Скажем, пятьдесят процентов.
– Очень заманчивое предложение, – сказал Верне. – Надеюсь только, что это не станет еще одной иллюзией волшебного фонаря!
