– Да, – сказал самый крупный. – Ты все еще красива. Ты пойдешь с нами и будешь развлекать нас в наши последние дни. Мы созрели.
Под их холодным взглядом она почувствовала себя еще более нагой.
– Нет, – сказала она, подтянув колени к груди. Она повернулась к Гундерду.
– Я думала, что ты сказал, что здесь насильников нет. Что гетманы распыляли в воздухе что-то такое.
Гундерд пожал плечами.
Трое толстяков презрительно посмотрели на них. Самый крупный снова заговорил.
– Мы не станем тратить наше драгоценное оставшееся время. Мы поиграем в более интересные игры.
Он протянул к ней руку, но она отбежала.
Вдруг Мольнех вскочил и встал перед толстяком.
– Пошел вон. Ты ее не получишь.
Толстяк фыркнул от того, насколько забавной показалась ему эта ситуация.
– Не будь дураком, тощая палка. Те, кто смотрит за нами, могут наказать нас… но только если мы тебе крепко поломаем кости или повредим внутренности, так, что ты не сможешь есть. А так мы можем причинять друг другу такую боль, какую только захотим, и именно это мы и сделаем, если ты помешаешь нам как-либо. Ведь мы созрели, а зрелость имеет свои преимущества и права.
Мольнех казался серьезным до мрачности, что совершенно не было похоже на его обычную натуру.
– Вы ее не получите. Она – женщина знаменитого убийцы. Если вы ее обидите, он поломает вам кости и, что самое страшное – даже не обращая внимания на тех, кто смотрит. – Он повернулся к остальным. – Подумайте! Что сделает с нами Руиз Ав, если мы позволим ее обидеть!
Гундерд задумчиво потер подбородок.
– Правильно думаешь, – он встал и повернулся к толстяку. – Пошли вон, – сказал он им.
Дольмаэро тоже поднялся, зловеще глядя на них и сжимая кулаки.
Они медленно отступили назад, ошеломление и обида были написаны на их лицах, широких, толстых и блестящих от пота.
– Это неправильно, – сказал один, прежде чем повернулся и зашлепал прочь. – Мы же созрели…
Почему-то Низа не в состоянии была почувствовать никакой настоящей благодарности к людям, которые за нее заступились, хотя она знала, что должна быть благодарна.
Геджас и Желтый Лист смотрели на экран в ее комнатах, глубоко под островом Родериго. Экран изменил темную внутренность бойни, превратив ее черные и серые тона в блестящие цвета.
Руиз Ав был центральной фигурой на экране, он двигался в медленном танце, словно под какую-то неслышную музыку. Тело его было сапфирово-голубого цвета, а кровь, которая покрывала его плечи и грудь, казалась цвета остывающей лавы. В одной руке он держал нож, фиолетовое пламя в свете экрана. Ножом он чертил сложные символы в воздухе.
Геджас почувствовал неудовольствие Желтого Листа, словно дуновение холодного ветра на его сознании.
– Не беспокойся, хозяин, – сказал он со всей искренностью, на которую был способен. – Индексы остаются стабильными. Он не настолько безумен, как кажется.
Она повернулась и бросила на него темный взгляд, полный скрытого глубокого смысла. Он услышал ее слова так же ясно, как если бы она прошептала их ему в ухо.
– Ты должен надеяться, что не ошибся. Если он сломался, мы упустили уникальную возможность.
– Он всегда был убийцей, хозяин. Мы заставляем его поглядеть в глаза его подлинной личности. Однажды он поблагодарит нас за его освобождение, и тогда он станет настоящим орудием, прекрасным и тонким.
Она кивнула еле заметным кивком красивой головы, и он почувствовал, что купается в теплых лучах ее уверенности.
Руиз Ав спрятался где-то в подсознании, подальше от гротесковых действий и движений своего тела, запаха падали, который пропитывал бойню, от крови. Его укрытие было теплым и светлым, полным прекрасной громкой музыки. Там витал ясный и живой запах цветов, но в остальном его убежище не было столь осязаемо. Он был там в безопасности, но он не был по-настоящему счастлив… он был одинок. Время от времени он спрашивал себя, почему бы ему не найти себе компанию, и тогда мысли его уходили в более темное место, где он видел лицо прекрасной женщины сквозь туман беспокойства.
Он всякий раз уводил себя от этого образа со стыдом и страхом.
Время от времени он видел, как его тело совершает страшные действия, и на миг он не верил в реальность своего убежища – не мог, пока его жертвы стонали, пока их кровь летела на его тело.
Но скоро работа закончилась, и жертвы увозились во тьму, так что он снова мог поверить и забыть про них.
Время медленно проходило в темном красном свете откормочной. Низа спала, просыпалась только на несколько бесконечных часов, снова спала. Остальные подходили к корзинам-кормушкам, но у нее не было аппетита. Дольмаэро принес ей горсть шариков, но еда лежала возле нее на пластиковом возвышении, нетронутая.
– По крайней мере, попей, – настаивал Мольнех. – Когда Руиз Ав вернется за нами, мы должны быть сильными и готовыми действовать, а не слабыми от переживаний.
