Олейников Алексей
Ночное Солнце
Алексей Олейников
Ночное Солнце
Дверь у Фанеры была монументальная. Монстр, а не дверь. Если б такие двери во Вторую Мировую были, хрен бы немцы дальше Бреста прорвались.
Потыркались, потыркались и отвалили б от греха подальше. Какой-нибудь туманный Альбион завоевывать. Через Ла-Манш легче перепрыгнуть, чем такую дверь сломать.
Впрочем, это не персональная фанерная дверь, а общеподьездная, с встроенным домофоном.
Но все равно, железяка крутая.
Здоровенный, три на два метра, щит листовой стали, коему место скорее на палубе броненосца Князь Потемкин - Таврический , нежели у мирного московского подъезда, что в доме 48 по улице академика Кирюхина.
А в щит вделана дверца, тоже немаленькая. И панелька с цельнометаллическими кнопочками.
Домофон - это звучит гордо. Почти как домовой.
Мой домофон меня бережет. Н-да.
И все это буйство металлургии (Кто сказал, что наша тяжелая промышленность в упадке? Плюньте тому в глаза. Вот он, яркий пример) выкрашено матово-черной краской. Для пущего эффекту, надо полагать.
И поверх всего - последний, добивающий штрих.
Дрожащей, видимо, от избытка чувств, рукой с мелом начертано кривыми английскими рунами:
Продиджи Символично, ничего не скажешь. Впечатляет.
Оставь одежду, всяк сюда входящий Подхожу ближе, не глядя, тыркаю в вандалоустойчивую кованую кнопу с надписью сброс . Затем набираю номер Фанерной квартиры 117 и долго-долго жму побелевшим от натуги и неимоверной ответственности большим пальцем кнопку вызов . Попутно гнусно ухмыляясь, потому как вспомнил, какая именно статья старого УК имела номер Володькиной квартиры.
Володька-это Фанера.
Но по имени его зовут, по-моему, только дома и на работе.
А все знакомые и полузнакомые.
Фанера .
Отчего и когда к нему приклеилось это несуразное прозвище, никто, включая самого Фанеру, не знал.
Но оно ему шло, и сам Фанера кликухой гордился.
Потому как ярко и образно. И с оттенком уважения:
Вон, Фанера пошел Хороший человек. И мой друг.
Только не в данный отрезок вечности!
Палец неумолимо затекал, впереди маячила радужная перспектива омертвения тканей, гангренозное воспаление и неизбежная ампутация, по крайней мере, верхней фаланги, домофон исходил пронзительным визгом мелкого беса, коему экзорцизмом прищемили хвост, а мой заклятый друже отнюдь не торопился к надрывающемуся аппарату.
Наконец в динамике что-то хряпнуло и сонный голос недовольно осведомился.
- Хто там?
- Сто грамм, блин. Заказывали? Лютчая водка-это Смирнофф! Открывай.
Я был не в духе. А в теле. И тело ныло, особливо в районе большого пальца правой руки.
- Сартр, ты что ли? - недоуменно булькнул ребристый динамик.
- Ага, я, я. Только чегой-то нихт ферштеен. - оторопело отозвался я.
Обычно меня узнают сразу, тем более Фанера.
Оттого я такой небогатый, но счастливый.
- Сарт ибн Камю. Ты что, ДСП, совсем со спиннинга слетел? Лутчих друзей не узнаешь? Это ж я, толстый, небритый хмырь в очках - твой самый страшный кошмар.
- Неаа - протянул в ответ динамик. - Мой самый страшный кошмар-это проснуться утром без..
Остаток фразы утонул в шумах неестественного происхождения.
(Считать хрипы простуженного домофона естественной причиной я отказываюсь категорически)
- Короче, заходи.
Фанерный голос сменился противным верещанием.
Давно будучи в курсе и не только доллара, я быстро сцапал ручку двери и с натугой рванул на себя.
Дверь меедленно, очень мееедленно стала открываться.
Словно раздумывая, а стоит ли оно того вааабщее или каак..
Из расширяющейся щели повеяло темнотой, ужасом и застарелым, еще не выветрившимся за недолгое домофонное бытие, сортирным запахом.
Подождав, покуда проем достигнет относительно приемлемой величины, торопливо протискиваю свое, прямо скажем, немаленькое тельце.
Не доверяю я этой отрыжке сейфостроения.
А может, это во мне бушует комплекс, заработанный при ежедневном преодолении метровых барьеров.
(От слова метро)
Как бы то ни было, с боем прорываюсь в подъезд и, горделиво расправив плечи, продолжаю дальнейший штурм Фанерной крепости.
Вах, пачему мой фамилий не Кантария?
Позади лениво захлопывается беззубая металлическая челюсть.
Ну вот, пришли, разбудили, паамыли..
Лифт, к моему удивлению, оказавшийся на своем рабочем месте (в смысле на первом этаже) тотчас возносит меня на пятые небеса.
Где я и имею честь лицезреть небожителя.
Почти в полном неглиже.
Неглаженном, то есть.
Худющее такое, долговязое божество в бывшей белой майке и старых трениках невнятно-лилового цвета.
Божество, снизошедшее навстречу простому смертному прямо на лестничную клетку, чешет живот под смятой майкой и хмуро глядит на дерзнувшего.
Раздумывая, видимо, сразу ли молнией приголубить или поизгаляться сначала.
Кожу там содрать, змеей обернуть, в быка обратить.
..Затянувшуюся паузу первым нарушает Фанера.
Решив, что фаза предварительного обнюхивания состоялась успешно, он прекращает начес пупка и хлопает по заранее подставленной ладони.
Сильно, надо сказать, хлопает.
- Ну здравствуй, чудо. Принес?
- А як же! Усе прынэс, шо ты, хлопче, заказывав..Токо на шо оно тэбэ трэба?
Фанера, не отвечая, скрывается в туманной глубине квартиры, сделав неопределенный жест рукой.
Расценив его, как приглашающий, следую за ним, попутно запирая двери и размышляя о причинах сегодняшнего Фанерного негостеприимства.
Заболел наш Фанерка, что ли? Жук-древоточец заел, сырость замучила.
- Ты че такой смурной?
- Не выспался - буркнул он, поглядывая на пакет в моих руках.
Это надо, видимо, понимать, как намек. Но мы тугодумы, намеков и экивоков не разумеем. Только открытый текст, да и то, через раз.
- Ну, так кофейку сваргань. И мне заодно - охлаждаю я его пыл.
Фанера молча уходит на кухню. Нет, все же с ним сегодня что-то определенно не то.
Разувшись и сняв куртку, я с опаской зашел в ближайшую комнату.