Возмущение девушки было искренне и, верно, несколько успокоило генеральшу. Она опустилась в кресло, огляделась вокруг себя и с внезапной грустью произнесла:
– Ну вот я верная, покорная жена. Вы должны быть довольны. Только не пойму, что вам за выгода от этого?
Вера вновь почувствовала укол жалости и чувство вины.
– Никакой выгоды. Позвольте мне удалиться, я устала…
Зинаида Семеновна жестом отпустила ее, и, уходя, Вера видела, с какой тоской женщина смотрит на свою роскошную постель.
В воскресенье долго рядились, нанимать извозчика до Павловска или прокатиться по железной дороге, открывшейся в прошлом году. Дети наперебой кричали, что непременно, непременно по железной дороге, это же чудо из чудес! Впрочем, все были наслышаны об этом удивительном изобретении и весьма любопытствовали.
– Дорого! Дорого обойдется, – ворчала молодая хозяйка.
– Однако не дороже твоей новой шляпки, душенька, – высказался ее супруг.
Генеральша была готова вспылить, но, обозрев всех присутствующих за утренним столом, умолкла. Перед генералом лежал календарь с расписанием и ценами на железной дороге.
– Если взять билеты не в первый класс по пять рублей, а, скажем, во второй – по три рубля шестьдесят копеек…
– Непременно в первый класс! – возразила генеральша и надула губки: – Не пристало нам среди купцов да мещан толкаться.
– Решено! Пообедаем в трактире или ресторации, еще билеты на концерт… – Генерал завершил подсчеты в уме, чтобы не смущать жену и детей внушительной суммой, весьма ощутительной для скудного семейного кошелька.
Мысленно проведя все финансовые операции, Будкевич призадумался, но отступать было поздно. Три пары распахнутых детских глаз выражали крайнее нетерпение и радость. Отец везет их в Павловск! По железной дороге, на огненном коне! Мальчики давно уже бились над рисунками, пытаясь воссоздать образ железного монстра на бумаге. Воображение им подсказывало, что паровоз – это нечто среднее между Змеем Горынычем и Сивкой-Буркой. Вера ничем им помочь не могла, ибо сама была полной невеждой в этом вопросе. Чудеса науки и техники мало волновали ее фантазию. Эта область деятельности более пристала мужчине, так думала она.
День, как по заказу, выдался жарким и сухим. Дамы и барышни вооружились зонтиками, спасаясь от нещадного солнца, все облачались в светлое платье. Даже курточки и картузы мальчиков были из светлого полотна. До места отправления добрались на извозчике, и путешествие началось! Мальчики с восторгом во всех деталях рассматривали паровоз, который возглавил цепь из двенадцати вагонов разных классов, норовили постучать камешком по чугунным рельсам. Прозвенел звонок к отправлению, паровоз загудел и выпустил облако пара. Запоздавшие пассажиры спешили занять свои места в открытых и закрытых вагонах. Тронулись. Вера ни на миг не спускала глаз с юных путешественников, которые готовы были от восторга вывалиться из окон. Дети гомонили, кричали, пытаясь подражать реву паровоза. Зинаида Семеновна морщила носик и терла виски, генерал с любопытством следил за убегающими пейзажами.
Время пролетело незаметно, дорога вовсе не утомила. Ветерок овевал разгоряченные щеки путешественников. Вот проехали Царское Село, еще четверть часа – и конечный пункт путешествия Павловск. Веселая толпа рассыпалась по платформе. Пестрый поток понес путешественников к знаменитому вокзалу.
Афиша Павловского вокзала возвещала о выступлении московских цыган в семь часов пополудни.
– Я предполагал оркестр, но что ж, цыгане так цыгане! – изрек генерал.
– Стоило тащить за собой детей, чтобы дикарей слушать! – недовольно фыркнула Зинаида Семеновна. – Вся эта ваша затея, mon amie, несколько странная. Мы вернемся в ночь, дети в такое время спать должны.
Вера не могла не признать справедливость ее слов, однако вступилась за генерала:
– Иногда дозволяется отступать от правил, чтобы доставить детям удовольствие.
Многочисленная по случаю воскресенья публика представляла собой пестрое собрание людей разных сословий и состояний. Здесь были великосветские дачники – постоянные обитатели летнего Павловска, но более всего прибывших по железной дороге: молодежи, чиновников, даже мещан. Всех манила прохлада знаменитого парка. Зинаида Семеновна кокетливо крутила зонтиком и глядела по сторонам. Вере было не до созерцания: все ее внимание поглощали дети, у которых от свободы разгорелись глаза и возбуждение достигло предела.
Решено было до начала концерта погулять по роскошному парку, осмотреть дворец, павильоны, статуи. Угостившись холодной сельтерской и мороженым, путешественники направились в парк. Вере не доводилось видеть такой красоты, соединяющей природный замысел с творением человеческих рук. Они бродили по аккуратным дорожкам, вдыхали свежий запах деревьев, трав и цветов. Генерал показывал детям творения Камерона, Храм дружбы, Вольер, Колоннаду Аполлона. Они останавливались на выгнутых мостиках с кружевными чугунными перилами и смотрели на свое отражение в воде. Полюбовались скульптурами Терпсихоры и Аполлона Бельведерского, обошли вокруг чудесного павловского дворца.
Жара не была столь ощутима в соседстве с водой и зеленью. Веру не покидала ощущение, что она попала в волшебную сказку Шарля Перро. Она веселилась с детьми на лужайках, играла с ними в прятки и горелки, несмотря на презрительные гримасы чопорной Зинаиды Семеновны. Генерал, казалось, помолодел на десять лет, он с умилением любовался Верой и детьми. Генеральша подмечала это, но не смела выражать недовольство.
Вскоре все проголодались и отправились обедать в ресторацию, устроенную предприимчивым иностранцем прямо в вокзале. Многолюдие и духота подействовали на всех отрезвляюще. У Веры пропал аппетит, покуда дожидались заказанных кушаний. Уставший более всех Коля задремал на коленях у отца. Вера почувствовала небольшую дурноту и попросилась выйти на воздух. Получив дозволение, она направилась к выходу. Мимоходом обозрев пеструю публику, девушка вздрогнула: знакомое лицо мелькнуло в толпе. Это было невероятно. Чье лицо, Вера не могла вспомнить, а озираться по сторонам ей представлялось неприличным. Она выбралась на волю, терзаясь вопросом, кто же попался ей на глаза. Площадка перед вокзалом была уставлена скамейками и пюпитрами для оркестра. На одну из них девушка присела, ловя свежий ветерок.
– Вера! – неожиданно позвал ее низкий грудной голос.
Девушка вздрогнула и обернулась. Перед ней стояла нарядная красивая Луша. Цыганка засмеялась испугу давней подруги и присела напротив.
– Чудное дело! – воскликнула Вера. – Луша, ты ли это? Как ты здесь?
– С хором нынче выступаю. Я в хор свой прежний вернулась, к Илье.
– А Яшка?
Луша тряхнула головой, так что зазвенели серьги и мониста.
– Бросила я его! Надоел, ревнивый больно.
Вера никак не могла прийти в себя. В голове ее вертелся единственный вопрос, который она не решалась задать: что Вольский? Неужто между ним и Лушей возродилась старая любовь? Как будто угадывая ее метания, цыганка усмехнулась:
– Видала твоего любезного. Как сбежала от Яшки, к нему бросилась перво-наперво.
Вера молча слушала, чувствуя, как сердце наполняется жгучей болью и ревностью.
– Видеть меня он не пожелал, долго я караулила его у нашего дома. Авдотья сжалилась, впустила. Однажды приехал, я упала в ноги к нему: не казни, дай слово вымолвить!
– Как… что он? – еле выговорила Вера. – Не забыл?
– Уж как гневался из-за нашего побега! «Ты, – говорит, – чертовка, египетское племя, счастья меня лишила. Сказывай, где Вера, или на улицу выброшу!» Вот как ласково приветил.
– И ты сказала? – замирая, спросила Вера.
– Куда было деваться, подруженька? Уж очень хотела ему потрафить. Да и что я знала-то? Расстались в Коноплеве, а где ты о ту пору могла быть, Бог ведает. Ты ведь не одна осталась, с барчуком хорошеньким.
