Но, к сожалению, тогда будет уже поздно.
Проблема не рассеется, словно мираж.
И корабли по-прежнему улетали в пространство, но их становилось все меньше. Как и желающих принять участие в полете. Чтобы успеть осмотреть хотя бы небольшой клочок пространства, корабль должен был находиться в полете пять лет, а кому хочется целых пять лет оставаться в космосе?
Арвон подумал о своих товарищах.
Хафидж, астронавигатор, здесь потому, что на корабле его настоящее место. Сейехи отправится куда угодно, лишь бы оставаться со своими вычислительными устройствами. А капитан? Капитана что-то гонит, Арвон был убежден в этом. Но что? И ради чего? В своем поведении люди редко руководствуются отвлеченными принципами и абстрактными проблемами. Чтобы человека забрало за живое, требуется что- то личное.
Дерриок? Ну, это его профессия. Црига? Мальчик, убегающий от несчастной любви, увлекшийся романтикой подвига. Колрак? Он утрачивает веру и ищет для нее подкрепления. Лейджер? Вероятно, журналист не столь очевиден, как кажется на первый взгляд, — ради одной книги путевых очерков не стоило забираться в такую даль. Нлезин? Кто может понять Нлезина?
А он сам, Арвон? Знает ли он сам, почему он здесь, почему он решил лететь?
Неважно.
Как бы то ни было, они находятся здесь.
Когда же корабль попробовал выйти из поля искривления пространства, когда он содрогнулся, когда раздался пронзительный вой и погас свет, Арвон понял, что случилась беда.
8
Темнота была пронизана ужасом.
Арвон вдруг лишился зрения, лишился рассудка. Он слышал вой и скрежет металла, раздиравшие его мозг. Он ощущал капли пота на лбу и ладонях. Он слышал частые удары своего сердца.
Но он не мог думать. И ничего не видел.
В одно мгновение он снова стал маленьким мальчиком, ночующим в чужом доме. Он прячется под одеялом. Ветер стонет в деревьях за окном. В комнате темно. Стоит тишина, но тишина, наполненная звуками. Вот… вот… Что это? Шорох, скрип — может быть, открылась дверь? Его дверь? Выгляни из-под одеяла, посмотри! Опять тот же звук, но ты ничего не видишь. Вокруг тебя чернота. Ты затаил дыхание, закрыл глаза, прислушиваешься и ждешь…
Он очнулся — взрослым человеком. Он ощутил вокруг себя скрежещущий металлический гроб, которым стал корабль, и толчки под ногами. Теперь он видел — но не глазами. Он видел ночь, окружающую корабль, — океан ночной тьмы, ледяную черную бездну без начала и конца. Он увидел, как космос рвется в корабль, стремится высосать его, оставить пустую скорлупу, летящую без цели в Никуда.
Космос подступил совсем близко.
Человек забывал, до какой степени он близок, пока корабль не подводил его. И тут человек вспоминал. Он содрогался. Его сознанием овладевал мрак, и он утрачивал все — даже свою личность. Оставалась лишь дрожащая искорка жизни, пытающаяся не погаснуть…
Вдруг зажглись лампы — сперва они горели тускло, потом их свет внезапно стал ослепительным и режуще-белым. Корабль перестал содрогаться. Сумасшедший хаос звуков стих, но тревожный вой двигателей был по-прежнему непохож на успокоительный рокот, означавший, что корабль находится в нормальном пространстве.
А находится ли он в нормальном пространстве?
Арвон все еще лежал на полу, но он чувствовал, что к нему возвращается жизнь. Он заставил себя не вставать до тех пор, пока не перестал дрожать. Только тогда он с трудом поднялся. По-видимому, нарушилось поле искусственной гравитации: его ноги словно налились свинцом.
В каюту, спотыкаясь, ввалился Нлезин — в этом пронзительном свете его лицо казалось мертвенно бледным, а глаза дико блестели.
— Что произошло?
Арвон пожал плечами:
— Не знаю. Мы выходили из поля искривления и вдруг…
— Капитан ведь говорил, что это может оказаться опасным.
— По-моему, ничего подобного он все же не ожидал.
— Пошли, — сказал Нлезин. — Поглядим, есть ли кто-нибудь живой в рубке. Как вы думаете, сумеем мы одни управлять этим драндулетом?
Арвон криво усмехнулся.
В рубке все занимались своим делом, но спокойные движения не могли замаскировать внутренней напряженности. В ослепительно белом свете лица казались странно бледными, а на лбу Уайка виднелась рана, из которой сочилась тонкая алая струйка.
Хафидж медленно переходил от пульта к пульту и читал вслух показания приборов, а Сейехи закладывал их в вычислительные устройства. Возросшая сила тяжести словно приплюснула высокую худую фигуру навигатора, его черные глаза смотрели озабоченно — Арвон впервые видел у него такой взгляд.
Арвон быстро посмотрел на телеэкраны и вопреки всему испытал внезапное облегчение. Экраны показывали черный океан нормального пространства — другими словами, им удалось выйти из поля искривления. Он увидел звезды, далекие и в то же время дружелюбные точечки света, а на соседнем экране пылало неизвестное желтое солнце.
Понемногу в рубку сошлись остальные члены экипажа. Они сбились в кучку, чтобы не мешать работающим, но уйти не решались — слишком велика была потребность видеть, что происходит.
Непривычный вой атомных двигателей еще больше усиливал их тревогу.
Капитан через плечо Сейехи смотрел на ленту, выходившую из вычислительной машины.
— Ну? — спросил он. — Сколько времени у нас есть?
— Часов двенадцать, — осторожно ответил Сейехи, — но может быть и меньше.
Уайк повернулся к астронавигатору:
— Курс на третью планету, Хафидж. Идти придется с максимальным ускорением.
Хафидж поднял брови, но промолчал.
— Дерриок, — сказал капитан.
— Знаю, — отозвался Дерриок. — Приготовьтесь к обычной процедуре.
— Будем надеяться, что процедура окажется обычной. Однако не исключена возможность, что до посадки мы успеем сделать только круг на большой высоте.
Дерриок свистнул.
— Дело настолько плохо?
— Даже хуже! — ответил капитан и повернулся к остальным. Он стоял посреди своей рубки — невысокий, властный, суровый. Глаза его блестели. Арвон был почти готов поклясться, что капитану все это доставляет удовольствие.
— Насколько хуже? — нервно спросил Црига.
— Ну, если вы и увидите родной дом, то только весьма основательно вздремнув.
Црига побледнел и на его юном лице появилось выражение полной беззащитности:
— Вы хотите сказать, что поле…
Капитан кивнул.
— Мы выбрались из него чудом. Обратно нам в него не попасть.
— Но в остальном все в порядке?
— Вы не глухой — послушайте.
Вой двигателей волной прокатывался по кораблю. Это был жуткий звук — он то нарастал, то ослабевал, замирая до слабого жужжанья, которое вдруг переходило в вопль, раздиравший уши.
