один прекрасный день Педро отрыл туннель, который ввел его внутрь Эль Темпло. По закону племени он сообщил об этом моему отцу. С этого все и началось.
- Что ты имеешь в виду?
Анди задержался перед барельефом, изображавшим человека, из груди которого вырывают сердце.
- У моих предков были жестокие нравы. Взгляни-ка. Они вырывали сердце у живых людей и приносили в жертву своим кровожадным божествам. Но обрати внимание, какое мастерство исполнения! Таких скульптур теперь нет.
Он задумался.
- Меня привели сюда трехлетним малышом, - помолчав, сказал он.
- В три года?! Как же ты смог добраться?
- Пешком. В ту пору у нас еще не было лошадей, вообще ничего не было. Но что оставалось делать? После Кампо Верде мне некуда было деться. Отец и Агвилла бежали на север, а меня Педро Коломбо привел сюда. Тропа тогда была пошире, чем теперь, но трехлетнему ребенку она казалась дорогой ужаса. Педро вел меня за руку, он не решался нести меня - боялся, как бы мы оба не полетели в пропасть. Сначала я плакал от страха, кричал, потом умолк... Помню ли я этот спуск? Педро так часто о нем рассказывал, что он всегда у меня перед глазами. Иногда мне даже снится, будто я иду по тропе, глаза круглые от страха, ноги не слушаются. А Педро осторожно тянет меня за собой и все приговаривает, как хорошо внизу, какая там чудесная свежая вода, сколько игрушек... 'Может, мы и маму увидим, только, пожалуйста, не капризничай, Анди, иди, мой мальчик, иди...' По-моему, к тому моменту, когда мы, наконец, оказались внизу, я повзрослел. Да, да, именно повзрослел. Года на три. Но мамы внизу не было... Ее вообще не было в живых...
Наступила долгая пауза. Глядя на каменного человека, у которого исторгают из груди сердце, я пытался найти связь между этим барельефом и рассказом Анди.
- А доводилось тебе снова проходить по Белой Стене?
- Не один раз. И даже с грузом на спине: нес разную аппаратуру и мало ли что еще... Что именно, он не сказал.
- А потом? - настаивал я как ребенок, нетерпеливо ожидающий продолжения сказки.
- Потом было легче. Сначала, кроме нас с Педро, тут никого не было, потом пришли Эль Гранде и другие. Через некоторое время появился отец, но снова ушел. А когда я обнаружил гремучий песок, он стал бывать здесь все чаще, уже вместе с Агвиллой.
- А что это, собственно, такое - гремучий песок? - Спроси отца, он объяснит и покажет формулу, она занимает целую страницу. Я знаю только, что это какое-то необычное углеводородное соединение, которое образовалось благодаря исключительным природным условиям.
- Где же ты его обнаружил? - спросил я, ожидая в ответ услышать 'в туннеле под горой' или что- либо в этом роде, но Анди коротко сказал:
- В вазе.
- Вазе?!
- Да, в большом красивом керамическом сосуде, в каких древние хранили пищу и вода. Здесь много таких. Видишь ли, Тедди, с той минуты, как я ступил сюда, все здесь - лес, вода, обезьяны, а главное, Эль Темпло - стало для меня родным домом, детским садом, парком для прогулок, магазином игрушек, театром, зоопарком, всем! Целых семь лет провел я тут, на пространстве площадью в один квадратный километр. Я начал с того, что разведал окрестности, потом стал забираться в развалины, все глубже и глубже, и передо мной открылись шедевры древнего зодчества и искусства. Нет, там не было золота и других сокровищ, наши предки во время бегства, должно быть, унесли их с собой. Не сочти это за нескромность, но первооткрывателем Эль Темпло я смело могу назвать себя. Девятилетним мальчишкой я с фонарем в руке взбирался на пирамиду, карабкался на террасы, бродил вокруг статуй, очищал от праха тысячелетий фризы и фрески, освобождал от наслоений выбитые на стенах барельефы и письмена. Я обшарил каждый уголок, каждый камень, каждое отверстие, ничего не боялся, даже змей. Наверно, тогда-то я и влюбился в археологию, хотя не подозревал, что мое увлечение носит такое название. Педро выучил меня читать и писать по-испански, Эль Гранде - по-английски и по-французски, один старик, его уже нет в живых, дал мне кое-какие представления о древних индейских наречиях. После каждого похода наверх они приносили мне разные книги и журналы - по археологии, истории, криптографии. Я выучил наизусть биографию Шампольона, который, первый расшифровал египетские иероглифы, по ночам мне снились Кортес и Монтесума, я мог часами читать на память отрывки из трудов Стивенса и Кедруда, открывшиx останки древних индейских цивилизаций в Центральной Америке, знал в подробностях об удивительных находках Томпсона******. Однако здешние письмена оставались для меня безгласными. Вскоре они завладели мной безраздельно. Я целыми днями просиживал над завитушками, черточками, квадратиками, кружочками, мучительно пытался понять, что означают профили людей, улитки, птичьи клювы, однорогие морды. Они стали моей страстью, моей судьбой. И предопределили дальнейшую жизнь, как, впрочем, и все остальное.
- А где же гремучий песок? - нетерпеливо спросил я. - Как ты нашел вазу?
- Сразу видно журналиста! - рассмеялся Анди. - Пока не выкачает все из человека, не успокоится. Ладно, ладно, расскажу и об этом. Во время моих скитаний по Эль Темпло я постоянно натыкался на урны, вазы, кувшины с окаменевшими остатками провизии: зернами кукурузы и какао, солью. На каждом сосуде помимо рисунков имелись и надписи. Как-то раз, роясь в земле возле помещения, которое древним служило кухней, я наткнулся на хорошо сохранившуюся запечатанную вазу. Вскрыл ее и увидел, что она заполнена каким-то черным порошком. Сначала мы приняли его за потемневшую от времени кукурузную муку и собирались выбросить. Но кому-то из нас, уже не помню кому, пришло в голову, что это, возможно, каменный уголь. В тот же вечер, когда мы готовили на костре пищу, я присыпал головешки этим порошком. Мы чуть не взлетели на воздух - он оказался сильнее динамита. Мы назвали его 'гремучим песком', мастерили из него ракетницы, устраивали фейерверки. Использовали его и при расчистке туннелей, для расширения пещер. Однажды мы попробовали смешать его с водой...
- Получилось горючее?
- Порошок выпал в осадок, который мы тут же выплеснули. И не будь отца и Агвиллы, запасам гремучего песка наверняка пришел бы конец. Они отчитали меня за то, что мы занимались всякими глупостями, а остаток забрали с собой. Уж не знаю, сколько раз они принимались разгадывать надписи на вазе, но им это не удалось. Впрочем, мне тоже, хоть я бился над этим не один месяц. Единственное, о чем мы догадывались, что это, должно быть, стихи: знаки размещались одни под другими четкими рядами. Отец перерисовал их, пытался показать знакомым криптографам - тоже безрезультатно. Именно тогда он переехал в Америго-сити и начал работать в лаборатории 'Альбатроса'. Найденный порошок очень его заинтересовал, он занялся его исследованиями - сначала один, потом вместе с Бруно Зингером. Позже к ним присоединился Агвилла. Остальное ты знаешь: как были получены первые капли энергана, радость отца, мнимое самоубийство и приезд сюда, чтобы найти источник песка, его месторождение.
- Вам это удалось?
- Не сразу. Я уже учился на Острове, а отец с братом несколько лет подряд тщетно искали тут вокруг. Все перерыли, дошли даже до соляных шахт восточнее Скалистого массива. Никаких следов. А я почему-то верил, что разгадка скрывается в надписи на вазе, - мы назвали ее 'Песней'. И не ошибся, Мы нашли Ясимьенто - месторождение порошка - после моего возвращения с Острова.
- Сколько же времени ты прожил на Острове?
- Мне было одиннадцать, когда друзья отца переправили меня туда на моторной лодке. Конечно, это было рискованно, но все-таки не так страшно, как при спуске с Белой Стены. Береговая охрана Веспуччии обнаружила и открыла огонь. Пулеметной очередью продырявило борт, ранило моториста, мы чуть не пошли ко дну. На наше счастье, в тот день был особенно густой смог, он скрыл нас, как дымовая завеса. - Анди засмеялся: - Редчайший случай, когда от стайфли была польза. Под его прикрытием мы благополучно добрались до места. Приняли меня как своего, приютили, я нашел новых друзей, новую родину. Там закончил школу, университет, стал археологом и лингвистом.
- И пристрастился к политике?
- Да, и это тоже. К неудовольствию моего братца. Сам-то он напичкан романтическими бреднями о могущественных вождях племени, о древнем толтекском царстве... Что поделаешь, это у него реакция на то, что произошло в Кампо Верде... Вернулся я уже дипломированным филологом. Прошло совсем немного времени, и мне удалось расшифровать надпись на вазе, а затем и другие надписи на стенах, камнях, глиняных табличках.
- Расскажи, что же выяснилось?
- 'Песня', как я и думал, оказалась стихотворением, небольшим, но очень поэтичным. Если хочешь, я тебе его когда-нибудь прочту. - О чем же оно, если не секрет?
- Об Ясимьенто и о том, как мои далекие предки использовали гремучий песок для праздничных огней.
А сейчас Агвилла и отец с его помощью собираются сокрушить Мак-Харриса.
- А ты?
- Я?.. Помогаю им по мере сил и возможности. Как и подобает верноподданному Белого Орла... - Анди явно чего-то не договаривал. - Хотя, по-моему, энерган можно использовать для иных, более нужных целей в интересах всего человечества. Конечно, не у нас, а там, на Острове... У нас он рано или поздно окажется в руках военных, а уж они найдут ему применение. Ты, верно, знаешь: часть энергана попала на военные склады. По телевидению показывали. Увы, такова участь многих открытий и изобретений с незапамятных времен. Алчные руки военных завладевают ими, и вместо того, чтобы служить человеку, они становятся средствами массового уничтожения. К сожалению, отец и Агвилла, особенно он, полностью не отдают себе отчета в этой опасности. Они ослеплены ненавистью... - Он вздохнул. - Хотя, как знать?
