ночью...
На экране ночное небо и языки пламени над Кампо Верде. Горит нефтяная вышка, суетятся какие-то люди, в них стреляют из ружей и пистолетов.
- Было темно, и мне удалось снять только это... - продолжал Агвилла. Люди Мак-Харриса стреляли в каждого, кто пытался приблизиться к пожару, и я испугался. Но отец не испугался, он был там, это он поджег нефть. Был там и Мак-Харрис, сражался с огнем голыми руками. Там он и оставил правую руку и изуродовал половину лица. Наутро я переборол страх и снова взял в руки камеру. Спрятался во рву, меня не заметили. Я снимал и снимал до тех пор, пока... Смотрите, сеньор Искров, смотрите внимательно и вспомните эти кадры, когда вновь встретитесь с Мак-Харрисом.
Bce, что я увидел вслед за этим, навечно врезалось мою память. Белые палатки, кострища перед ними, женщины, готовящие пищу, дети. Со стороны сгоревшей вышки приближаются люди. Лица почернели от копоти, комбинезоны обгорели, у некоторых повязки на голове и руках. Шествие возглавляет Мак-Харрис. Голова у него обмотана бинтами, виден только один глаз. Грудь и правая рука до самого плеча тоже забинтованы. В левой руке у него обсидиановый нож - из тех, что продаются в магазинах сувениров. Когда-то индейские жрецы пользовались ими для жертвоприношений. Все прочие тоже вооружены. Они идут решительно, не останавливаясь, все ближе к белым палаткам. И когда остается шагов десять, открывают стрельбу. Стреляют хладнокровно, тщательно целясь, в женщин, детей, стариков. Те кричат, бегут. Кто-то падает, кто-то корчится в конвульсиях. Из палатки выбегает Ева, видит стреляющих людей и, раскинув руки, загораживает вход, словно защищает кого-то внутри. К ней приближается Мак-Харрис. Взмах левой руки - и обсидиановый нож по самую рукоятку входит в грудь женщины. Она раскрывает рот в предсмертном крике и падает навзничь, а Мак-Харрис наклоняется над ней, двумя ударами крест-накрест вспарывает грудь и запускает руку в зияющую рану... На этом фильм оборвался.
- Дальше я снимать не мог, - почти шепотом произнес Агвилла. - Потерял сознание. Он вырвал сердце у нее из груди.
Анди выключил проектор, зажег свет. Я сидел, боясь шевельнуться, не решался взглянуть на Доминго Маяпана. Перед глазами застыла страшная картина: женщина с рассеченной грудью... Анди глухо сказал: - Мама своим телом защитила меня. Ведь это я был в палатке, у нее за спиной. И только вечером, когда почти никого уже не осталось в живых, пришел Агвилла и отвел меня к отцу - они вместе с Педро прятались на одном из холмов. Тогда-то отец и Педро поклялись и нас с Агвиллой заставили дать клятву - отомстить Мак-Харрису, отомстить его же собственным оружием. Я в ту пору был еще несмышленышем и не понимал, что такое месть. А отец тогда и решил изучить химию и сделать химиком старшего сына... Остальное, Тедди, тебе известно. А теперь пора спать.
Я поднялся. Но доктор Маяпан по-прежнему сидел, сжавшись в кресле, и глухо всхлипывал - старый жрец с Двадцать второй улицы плакал, как ребенок...
11. Кампо Верде - земной ад
На утро, когда я проснулся, меня удивила непривычная тишина. Я быстро оделся и вышел. Агвиллу, Анди и Педро я нашел в комнате связи. Они не сводили глаз с экрана первого монитора. Я приоткрыл дверь:
- Можно?
Агвилла кивнул, я вошел и встал сзади. На экране был виден мертвый пес. Он лежал на каменистой земле с разбитой мордой и сломанным хребтом. Рядом с ним на корточках сидел один из здешних караульных. Он докладывал:
- ...Возможно, собака полицейская. Хотя такие же имеются и у кое- кого из апперов - волчья порода. Сверху сообщили, что эти дни по Теоктану разъезжал какой-то американец. Интересовался старинными рукописями. Возможно, собака принадлежала ему.
- Мне нужны точные сведения, - резко сказал Агвилла.
- Я разузнаю.
Агвилла поднялся и вышел из комнаты. Все последовали за ним.
- Не нравится мне это, - задумчиво произнес он. - Собака... Американец... Американцы давно уже не показывались в Теоктане...
Тогда я решился:
- Агвилла, мне следует вам кое-что сообщить. Может, это и не очень важно, но лучше, чтобы вы знали. И я рассказал о своей встрече с Дугом Кассиди в отеле, о его беспробудном пьянстве, желании сопровождать меня по антикварным лавкам, о нашей встрече в баре после землетрясения и о том, что он назвал меня 'Теодоро', тогда как я путешествовал под другим именем. Агвилла слушал очень внимательно, ничего не сказал, но тут же вернулся в комнату связи. С кем он разговаривал, какие отдал распоряжения - не знаю. Выйдя, он вполголоса посоветовался с братом и Педро, после чего обратился ко мне:
- Сеньор Искров, нам следует поторопиться с осуществлением наших планов. Поэтому вы вернетесь наверх сегодня же. Немедленно. Я немного провожу вас возможно, до Кампо Верде. Хотите попрощаться с отцом?
- Конечно, - сказал я.
Вот тогда-то я и совершил свой последний рейс в лабораторию. Снова нырнул в туннель, миновал длинные коридоры, поднялся по стертым каменным ступеням и подошел к железной двери. Агвилла приложил руку к левому углу, дверь открылась.
Доктор Маяпан сидел перед пультом, наблюдая за приборами.
- Наш гость должен уехать, - без предисловий сообщил Агвилла.
- Да?
Агвилла кивнул.
- Значит, день приближается?
Агвилла снова кивнул. Доктор Маяпан повернулся ко мне:
- Мы расстаемся, сеньор Искров, но я верю, что ненадолго. Скоро мы увидимся снова. И не здесь, а в Америго-сити. И тогда вы допишете свой репортаж об энергане.
- Допишу? - улыбнулся я. - До самого конца?
- Да. Потому что конец к тому времени будет известен.
- Так что же все-таки передать Мак-Харрису?
- Агвилла вам сообщит это.
Наступило молчание. Я не мог себя заставить повернуться к двери. Мне казалось, что стоит сделать шаг назад, и все вокруг исчезнет, растает в воздухе, окажется всего лишь сновидением, порожденным стайфли, и я проснусь у себя в комнате на 510-й улице с болью в затылке и горечью во рту.
Доктор Маяпан прищурил свои лукавые глаза:
- Сеньор Искров, я бесконечно вам признателен.
- За что?
- За то, что тогда, второго августа, вы пришли на Двадцать вторую улицу, выполнили мою просьбу, стали моим другом... Ведь мы друзья, правда?
- Да, я ваш друг!
И это было истинной правдой.
- Поэтому, - продолжал он, - я хочу просить вас вот о чем: что бы ни случилось в дальнейшем, дурное или хорошее, радостное или грустное, оставайтесь нашим другом. Я знаю, как вам трудно, полагаю, будет еще труднее, но не сомневаюсь, что вы сумеете не только спасти себя и свою семью, но и сохранить добрые чувства к Эль Темпло. Что касается нас, то не сомневайтесь: мы поддержим вас, где бы мы ни находились - здесь или наверху. Поддержим всеми силами, а их у нас немало. Номер нашего радиофона вы помните.
- Еще бы!
Он протянул мне руку, но я не удержался и объял его.
- До свиданья, милый жрец!
В последний раз обвел взглядом бесчисленные трубы, бассейн, пульт управления, стопку дневников доктора Зингера, поглядел на пернатого дракона на стене и вышел.
На обратном пути меня вдруг пронзила мысль: Белая Стена! Ведь чтобы подняться на плато Теоктана, придется карабкаться по этой крутизне! Я зажмурился. Перед моими глазами всплыл сорвавшийся в пропасть пес, в ушах раздался отчаянный его вой, но, стараясь не подавать виду, я продолжал идти вслед за Агвиллой, объяснявшим мне, что означают иероглифы над главным алтарем.
В столовой мы присели. Агвилла сказал:
- Выпьем на дорожку. Анди, принеси!
Анди принес кукурузный напиток, и я для храбрости осушил два бокала...
Когда я открыл глаза, надо мной сверкало солнце, вокруг высились пики Скалистого массива, а сам я лежал на траве возле старенького оранжевого пикапа. Я поднялся. Голова слегка кружилась.
- Доброе утро, - послышался голос Агвиллы. - Как спалось?
Одетый в пончо, с широкополым сомбреро на голове, он заливал горючее в бак машины.
- Разве я спал? - удивленно спросил я.
- И довольно долго. Анди немного переборщил... - Агвилла рассмеялся. - В этих делах мой гениальный братец не смыслит, ему подавай только старые камни да папирусы. Кроме того, вы хлебнули двойную дозу.
- Так, значит...
Он утвердительно кивнул.
- И по дороге сюда было то же самое?
- Увы... Иначе вам бы не осилить триста километров через джунгли. А так будто в сказке: засыпаете во мраке дольнего мира, просыпаетесь при свете мира горнего.
- А я-то воображал, будто знаю о вас чуть ли не все!
- Не обижайтесь, Искров. Элементарные меры предосторожности. И кроме того, мы хотели избавить вас от лишнего беспокойства. Пойдемте-ка лучше перекусим, пора двигаться дальше.
Мы закусили и отправились в путь.
Итак, если не считать воспоминаний о дальних подступах к Эль Темпло со стороны Белой Стены, я по-прежнему понятия не имел, где находится резиденция Второй династии.
- И все-таки, - по дороге рассуждал я вслух, - при современных технических средствах вряд ли так уж трудно обнаружить местонахождение Эль Темпло. Достаточно воспользоваться наблюдениями со спутников, радарами или аэрофотосъемкой... Ультразвук, инфракрасные лучи, лазеры - мало ли теперь всяких средств?
- Потому-то мы так и остерегаемся, - отозвался Агвилла. - Избегаем даже пользоваться стационарными радиопередатчиками и телеаппаратурой, они наиболее уязвимы. Достаточно засечь один наш сигнал - и след взят. Вот почему мы работаем на передвижной аппаратуре. Номер 77 77 22 можно обнаружить по всей стране.
- Знаю по собственному опыту, - сказал я, вспомнив тщетные усилия Командора засечь координаты постов с этим номером.
Где мы
