противника. Если что-нибудь, не дай бог…
И тут в глазах Белова появились несвойственные ему смущение и изумление. Замедлил шаги и таджик, снимая на ходу свои темные очки.
— Твою мать! Белый! — заорал он дурным голосом, но без малейшего намека на недавний акцент.
— Рядовой Джурабов! — в ответ ему заорал счастливый Саша. — Два наряда вне очереди! Упал — отжался!
— А-а-а! Белый!
— А-а-а! Фара!
Они завопили так, как когда-то в Ленинской комнате, перед самым дембелем. И бросились в объятья друг к другу.
Вооруженные до зубов бойцы двух противоборствующих фронтов застыли в бесконечном недоумении.
— Все нормально! Это мой корешок армейский, — крикнул Саша, обернувшись к своим.
Нечто подобное, похоже, крикнул и Фара на своем гортанном таджикском.
— Отбой! Свои! — передал по команде приказ свыше Фил.
— А я бы их все равно постриг, — с искренним сожалением пробормотал Пчела.
Космос довольно похоже изобразил истово молящегося мусульманина, сложив ручки на груди и мелко- мелко бесконечно кивая головой в такт молитве.
Бой не состоялся. Провода могли спокойно гудеть себе дальше.
Оружие вновь побросали в багажник, а оттуда хохочущий Саша вытащил неожиданно пригодившийся футбольный мяч. Надо же было им с Фарой выпустить распирающую их энергию. Так они и шли по шоссе, перекидываясь мячиком и воспоминаниями. А позади них параллельными курсами ехали классные автомобили. Шесть штук. С поразительной скоростью — километров пять-шесть в час.
— Фарик, ты помнишь, как мы второе отделение сделали?
— Да… У них вратарь, Махмудов, был. Шикарный вратарь. Сейчас чебуреки продает на базаре, ко мне не пошел…
От воспоминаний перешли к делу, по инерции все еще пиная друг другу мячик.
— С деньгами решим, скажи своим — через неделю проплатим.
— Угу, — согласно хмыкнул Фара и, улыбаясь, ткнул Сашу кулаком в плечо. — Ну, Белый, я до сих пор поверить не могу. Важный стал!
— А ты просто эмир бухарский, — отдал ему пас Белов. — Чем занимаешься, кроме алюминия?
— По-разному, на Востоке всего много… Я вообще-то к Артуру предложение вез от моих друзей.
— Давай обсудим, чего там, — предложил Саша.
— У нас в горах есть плантации — мак, — объяснил Фара. — Мы хотим в Москву возить.
— Идея хорошая. А как возить? Курьерами? — прикинул Саша.
— Курьеров ловят, везут мало. Хочется больше. — Фара поцокал языком.
— Надо думать. Пасуй!
— Опа! — И Фара ловко набросил мяч прямо под правую ногу старого друга. Тому оставалось только добить мяч в ворота, которых, правда, поблизости не наблюдалось.
На бригадирском «мерседесе» Саша с Фарой подкатили к парадному, ярко освещенному входу ресторана «Узбекистан». Их команды отстали. Если уж Саша садился за руль, то выжимал из машины все, на что она была способна.
— Мне бээмвэшка вообще больше по кайфу, — признался он сидящему рядом Фаре.
— Да брось ты, — отмахнулся тот, — «мерседес» — супермашина!
— Ну, где там мои опричники? — оглянулся Саша.
— А где мои? — оглянулся и Фара. — Будешь? Фара достал из внутреннего кармана пальто миниатюрную серебряную шкатулку.
— Да нет, — отказался Саша, смеясь.
Фара щелкнул безделушкой, крышка открылась. Зачерпнув длинным ногтем порошок, Фара привычным жестом «зарядил» нос, а остатки порошка с пальца размазал по зубам.
— Кровный брат из Афгана подарил. — Он защелкнул шкатулку и перебросил ее Саше в ладони. — Попробуй открой.
Белый покрутил коробочку и неожиданно легко вскрыл ее.
— Ну, гений, — восхитился Фара. — Осторожнее, не рассыпь.
— Гроб какой-то, — вновь захлопнув волшебную шкатулку и приблизив ее к глазам, подивился Саша.
— Не надо нам никаких гробов, — отбирая зелье, неловко пошутил Фара.
— Слушай, алюминий же в чушках у вас? — вдруг спросил Саша.
— Ну да. А что?
— Да я придумал вроде. — Саша хитро улыбнулся.
— Что придумал? — насторожился Фара.
— Да ничего, — решил помучить его Саша.
— Давай, Белый, колись.
— Ну что, еще не сообразил? — Сашины глаза откровенно смеялись.
— Нет, — честно признался Фара.
— Эх, — вздохнул Саша. — Ну ладно… Значит, берем чушку. Делаем там полость. Забиваем наркоту. Ни одна собака, ни один рентген не найдет. — Он счастливыми глазами смотрел на Фару. Тот ошарашенно молчал. — Пять чушек на сто — двести тонн. И ни одна собака…
— Значит, я тупой, — задохнулся Фара от восторга, — а ты… ты… Ты — гений! Ты — Аристотель! Ты — Ницше!
— В «Жигулях» ездить надо! — подначил его Саша.
— Потому что я — чурка, — не слушая Сашу, уже выходил из машины Фара. Он ладонями обхватил голову, будто в припадке жуткого горя.
— В хорошем смысле, парень, — откомментировал его «чурку» Саша.
Тут подкатили остальные.
— Где вы ездите? — беззлобно прикрикнул на них Саша.
День сегодня выдался по кайфу: и друга встретил, и новое дело обещало деньги. Море денег. Море- океан.
XVIII
Командный состав Бригады и таджиков расположился в одной из ниш ресторанного зала. Рядовые бойцы сидели в общем зале.
Фил успел переброситься несколькими словами с солнцевскими, которые частенько проводили здесь вечера — кормили здесь по-восточному вкусно и обильно, да и место было не чужое, спокойное.
— Сань, у Кабана проблемы, — шепнул Фил Белому.
— Давай об этом потом. — Саша глазами указал на гостей. — Ну что, друзья… — поднял рюмку Саша и проследил, у всех ли налито.
— Если позволите, — с заметным акцентом начал седой Абдула-Нури. — Я скажу, а Фархаджун будет переводить. Один великий мыслитель сказал следующие слова…
И он заговорил гортанно и красиво. Но абсолютно непонятно. Напевная речь была похожа на стихи.
Пацаны, переглядываясь, томились с поднятыми рюмками. Когда Абдула-Нури окончил торжественную речь, повисла напряженная тишина.
— Не тормози, Фарик, — ткнул в бок чуток отлетевшего друга Саша.
Фара встрепенулся и действительно заторможенно, но от этого еще более торжественно начал переводить:
— Уважаемый Абдула-Нури говорит: «Никогда не теряй своих друзей. И пронеси эту дружбу в своем сердце через всю свою жизнь». Короче, за вас, пацаны! — скомкал перевод Фара.
— Коротко и ясно, — одобрил Саша. Несколько заплетающимся языком Фара продолжил, перебирая длинными красивыми пальцами свои небесно-голубые четки из горной бирюзы:
— Всю красоту и мудрость этого четверостишия невозможно перевести, — многозначительно завелся
